Немногим лучше, подумал я, но кивнул в знак того, что положение дел меня устраивает. Лана наклонилась ко мне, но, когда между нашими лицами оставалось всего несколько миллиметров, остановилась. У нее были простые, дешевые духи – ничего изысканного, легкий цветочный запах. На ее коже он приобретал теплые, живые нотки, и я подумал о том, что, кажется, уже целую вечность не чувствовал такого… человеческого запаха. Французские духи, которыми пользовалась доктор Блюмфилд (не забывая при этом почти открыто флиртовать со мной даже в присутствии своего коллеги), не вызывали у меня ровным счетом никаких эмоций и только наводили скуку. Духи некоторых пациенток, с которыми я успел подружиться, не менее дорогие и тонкие, тоже не вызывали у меня никаких чувств, а иногда и оставляли неприятный осадок безнадежности в душе.Лана пахла иначе. В этом было что-то неправильное, слишком живое для этого места, которое, несмотря на все попытки персонала сделать здешнюю жизнь менее тяжелой с психологической точки зрения, выглядело так, как должно было выглядеть: напоминало приют людей, большая часть которых скоро отправится на кладбище. В какой-то момент я подумал: мне не нужно к ней прикасаться, я нарушу какое-то незримое равновесие. Лучше всего будет просто отпустить ее. Может, даже проводить, чтобы она не бродила одна в такое время суток. Но вместо этого я протянул руку и погладил ее по щеке. Лана потерлась о мою ладонь и поцеловала пальцы.– Хорошо, что мы не встретились при других обстоятельствах, – сказал я ей.
– Что это значит? – удивилась она.
– Не знаю. Но одно могу сказать точно: если бы мы встретились при других обстоятельствах, это ничего не значило бы.
… – Скажи, каково это – знать, что ты скоро умрешь?Нарушившая длившуюся несколько минут тишину Лана обняла меня и положила голову мне на грудь. Я погладил ее по волосам.– Зачем тебе это знать? Ты будешь жить долго. Дольше, чем я – это уж точно.
– Мне интересно. Наверное, это очень страшно.
– Это… хреново
, – ответил я, вспомнив одну из ее утренних реплик.– А что хуже – знать, что ты скоро умрешь или знать, что ты будешь жить долго, но при этом знать и о том, что тебя никто не ждет?
Я не ответил. Уже второй раз за этот день Лана поднимала тему, размышлениям о которой противилось все мое существо.– Тебе, наверное, неприятно об этом говорить. Извини, – заговорила она. – Ты знаешь, я думаю, что гораздо хуже – это знать, что ты скоро умрешь. Ведь если тебя никто не ждет – это не беда. Рано или поздно кто-нибудь найдется, верно?
– Да. Но вот вопрос: займет ли этот кто-то место того человека, ради которого тебе хочется жить?
– Если тебе будет очень плохо, то можно притвориться, что так и есть.
– Знаешь, в чем тут подвох? Рано или поздно ты приходишь вот к какому выводу. Лучше, чтобы тебе было плохо сейчас. Потому что когда ты поймешь, что себя обманывал, тебе будет намного хуже.
Лана не отреагировала на мои слова. Она с задумчивым видом накручивала на палец прядь своих волос и, казалось, вообще меня не слушала, размышляя о чем-то постороннем.