Ландшафты Зазеркалья

«Железный поток», «Падение Даира», «Бронепоезд 14—69», «Разгром» и другие произведения, которые впоследствии было принято оценивать чуть ли не как классику социалистического реализма, созданы в середине 1920-х годов. А фадеевский «Разгром» вопреки присутствующей в его замысле идеологической схеме просто был и остается хорошим романом. Не случайно в своем предсмертном письме Фадеев, с некоторой долей преувеличения (странно было бы ждать объективности от предсмертных писем!) и глубокой горечью восклицал: «С каким чувством свободы и открытости мира входило мое поколение в литературу <…>. Какие прекрасные произведения литературы мы создавали и еще могли бы создать!»

Первое, хрущевское, десятилетие посттоталитарной эпохи прошло в России под флагом «критического направления», постепенно возвращавшего читателя к традициям русского классического реализма, большому авторитетному стилю. Два последующих десятилетия, с середины 1960-х по середину 1980-х, практически полностью сокрушили социалистический реализм, причем без каких-либо громких политических или эстетических деклараций. Что же касается 1990-х, то трудно не заметить, как закольцовывается здесь художественная композиция века и как русская литература возвращается к его началу, восстанавливая надолго оборванные связи с наследием авангарда и модернизма.

Подчас кажется, что, произнеся сакраментальное слово «тоталитаризм», мы уже даем некие ответы. На самом же деле мы лишь ставим вопросы. Насколько способна культура в условиях тоталитарного режима сохранять известную суверенность, не уходя в глухое подполье, где она, по существу, самоликвидируется? Что было первичным — сама литература, в которой давление революционной действительности и ее идеология сформировали новый метод, или теоретическая конструкция, определяющая художественную практику и обязательно ли спущенная в искусство «сверху»? Какие процессы происходили в этот период в самой литературе? Кто был автором самой этой теоретической конструкции, вошедшей в Устав, а не только термина, приписываемого то Сталину, то Горькому? Как отделить индивидуальные, независимые убеждения художника от его общественных заблуждений? Веру от неверия? Где кончается самообман и начинается просто страх? Какова мера сопротивляемости индивидуального сознания давлению коллективной «правоты»? Где в произведениях советских писателей и в многочисленных их переизданиях правка происходила по требованиям цензуры, а где принадлежала самому автору? Как вообще соотносятся тоталитаризм и культура?

Сегодня создается впечатление, будто мы вообще забыли о социалистическом реализме как о дурной болезни. Вот уже прозвучали слова, согласно которым социалистический реализм, как крошка Цахес, утонул в собственном горшке. Но, отдавая должное остроумию критика, не пришла ли пора взглянуть на это явление более серьезно? Наивно было бы полагать, будто мы избавимся от памяти о «методе», глубоко и болезненно связанным со всей советской историей, путем одной-двух дискуссий в периодической печати или нескольких изобретательных критических метафор.

Желание сразу, одним махом разделаться с догмой, столь долго угнетавшей литературу, объяснимо психологически и, если хотите, оправдано этически. Допускаю даже, что вскоре произносить слова «социалистический реализм» станет просто неловко, и произойдет это гораздо раньше, чем мы разберемся в его существе. Но историкам литературы не обойтись в этой области без большой теоретической работы, без тонких эстетических дифференциаций литературного процесса, учета некоторых существенных художественных традиций (как, к примеру, соотносится соцреализм с эстетикой классицизма), без поправок на экстремальные исторические обстоятельства и т. д. и т. п. Работа эта у нас до конца не произведена, и необходимость ее как будто бы даже не вполне осознается. Эпоха социалистического реализма, похоже, пропущена нами, как некая стыдная болезнь. Но так же можно пропустить и всю советскую эпоху, а заодно и упразднить всю историю, которую Герцен однажды не без оснований называл «автобиографией сумасшедшего»…

В Японии, насколько мне известно, давно уже издано многотомное исследование «пролетарской литературы», а ведь она в художественном отношении ничего выдающегося из себя не представляла! Как-то попался мне на глаза и швейцарский проект большого труда по социалистическому реализму, не помню уж какого института. Не исключено, что западный мир обгонит нас в своих исследованиях и здесь.