ШАРКОВСКИЙ. Боль куда-то уходит. Тело это будто не мое... _ В руке Маргариты Эмильевны появляется скальпель. _ МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Я готова.
ШАРКОВСКИЙ. Я здесь и не здесь и, может, здесь никогда не был, и, может, лежу сейчас где-то на плоском берегу Азовского моря, роятся вокруг мухи, и за холмом неподалеку меня еще ожидает моя старая лошадь, как всегда оседланная...
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Вы, Шарковский, разумеется, не знаете вашего диагноза. "У него фобомания, у Шарковского фобомания", - по секрету сказал мне вчера Борис Наумович.
БОРИС НАУМОВИЧ. В нашей трагической практике находится место и многочисленным едким серьезностям.
ШАРКОВСКИЙ (едва слышно). День ото дня отличается только плотностью его назойливого бесплодия.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Сердце его притворяется спокойным. Вероятно, он скоро заснет.
ШАРКОВСКИЙ (угасающим голосом). Пути мира вымощены сарказмами...
БОРИС НАУМОВИЧ. Вот. Покопайтесь пока в поджелудочной. Мне еще столько возни с его кишками.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. А что мы ищем?
БОРИС НАУМОВИЧ. Если вы это увидите, вы сразу поймете.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Но что же это такое?
БОРИС НАУМОВИЧ. Опухоль.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Она точно должна быть?
БОРИС НАУМОВИЧ. Откуда еще, по-вашему, могут взяться его боли?
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Он жаловался на них?
БОРИС НАУМОВИЧ. Хватит болтать. Режьте, я вам сказал. Этот вот червячок... Посмотрите, что внутри. Да не туда же, там уже селезенка. Впрочем, в нее загляните тоже.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Сейчас.
БОРИС НАУМОВИЧ. Как вы держите скальпель?! Вот, взгляните, как надо.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Но я не закончила медицинский.
БОРИС НАУМОВИЧ. Неважно. Рабочих рук так не хватает. Совершенно некому резать. Некому тащить зубы. Некому делать лекарства.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Я очень хотела учиться. Но увлеклась тогда одним мальчиком, потом забеременела. Мне, конечно, было тогда уже не до учебы.
БОРИС НАУМОВИЧ. Куда это вас понесло? Что это еще за самодеятельность?
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Извините, я ошиблась. Это врачебная ошибка.
БОРИС НАУМОВИЧ. Ошиблись? И только-то?
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Мне очень неприятно.
БОРИС НАУМОВИЧ. Ну ничего. Вот, скажите-ка лучше, что это за мышца?
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Наружная косая мышца живота.
БОРИС НАУМОВИЧ. Косая?
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Да, это я, пожалуй, еще помню.
БОРИС НАУМОВИЧ. А, черт с ней, режьте.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Отчего бы не расспросить его получше, где у него болит?
БОРИС НАУМОВИЧ. Расспросишь его, как же. Сегодня у него здесь болит, завтра там, послезавтра еще где-нибудь. Ох ты, не хорошо, когда на себе показывают. Правда, Шарковский? _ Небольшая пауза. _ Спит.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Должно быть, иррадиация боли.
БОРИС НАУМОВИЧ. Не нужно умничать. Если с селезенкой закончили - режьте дальше. Желчный пузырь оставьте мне.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Кстати, у нас рабочий день сегодня до пяти?
БОРИС НАУМОВИЧ. Почему вы спрашиваете?
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Потому что уже без пятнадцати.
БОРИС НАУМОВИЧ (срывая с себя маску, шапку, стягивая перчатки). Вот черт! Только-только руки помыть и переодеться.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Может, все-таки пока зашить? Сметать на живую нитку?
БОРИС НАУМОВИЧ. Потом-потом, походит так до завтра. Ничего страшного.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Подвезете меня?
БОРИС НАУМОВИЧ. Не могу. Машина сломалась.
МАРГАРИТА ЭМИЛЬЕВНА. Так я и думала.
БОРИС НАУМОВИЧ. Пока.