Читаем Ландскрона (сборник современной драматургии) полностью

ТРАВЕСТИ. Она тебе не жена? Как же восемнадцать лет вашей жизни - твоей и ее?

КУДЕСОВ. Не было никаких восемнадцати лет. Не было.

ТРАВЕСТИ. Бедный Кудесов.

КУДЕСОВ. Единственное, о чем я жалею... Мне до боли, до слез жалко того времени, ума, нервов, надежд, мыслей, которые я потратил на нее. Она этого совершенно не стоила.

ТРАВЕСТИ. Ты понял это слишком поздно?

КУДЕСОВ. Я знал это всегда.

ТРАВЕСТИ. Тебе было не на кого ее променять, или просто не хватало решимости, всего только недоставало решимости?

КУДЕСОВ. У меня было и то, и другое.

ТРАВЕСТИ. Ах, Кудесов. Там, где других увлекали иллюзии, тебя увлекала судьба.

КУДЕСОВ. И вот, наконец, я не выдержал.

ТРАВЕСТИ. Ты дал слово, что если она и умирать станет и позовет тебя, ты и шага не сделаешь, и пальцем не пошевелишь? Это была клятва? Это был обет?

КУДЕСОВ. Увы, я оказался провидцем...

ТРАВЕСТИ. Но тебя это не радует...

КУДЕСОВ. А должно?

ТРАВЕСТИ. У нее был талант - находить себе посредственности, находить себе ничтожества?

КУДЕСОВ. Это что-то непостижимое.

ТРАВЕСТИ. Потом она возвращалась, тянулась к тебе, с пронзительностью и терпением рассказывала о своей нежности к тебе?

КУДЕСОВ. Нет-нет, безверие до конца, говорил я тогда себе, безверие вопреки всему, вопреки очевидности.

ТРАВЕСТИ. Твое раздражение, твоя досада разбивались об нее, не особенно ее задевая, и тогда она казалась тебе чище тебя и мудрее?

КУДЕСОВ. Возможно, я даже более ее виновен в случившемся, понимал я.

ТРАВЕСТИ. Но любовь без игры, без обольщения, по одной только принадлежности друг другу вскоре делалась для нее неинтересной?

КУДЕСОВ. Я знал уже, что должен исполнить в искусстве свою миссию пренебрежения, какой уж там при этом каждый день праздник?!

ТРАВЕСТИ. Ты ощущал в себе горечь невостребованности, которую заглушить пытался пиротехническим треском таланта?

КУДЕСОВ. Время, отпущенное нам судьбой на любовь, мы использовали на вранье и на мерзость.

ТРАВЕСТИ. Порицание своего прошедшего не означает смирения. Оно означает заносчивость.

КУДЕСОВ. И своего настоящего - тоже.

ТРАВЕСТИ. Потом она снова жила с другим мужчиной, и у нее от этой связи родился ребенок?

КУДЕСОВ. Такое впечатление, что ты как будто ее знала или знала даже нас обоих. Хотя это не так.

ТРАВЕСТИ. Я женщина, Кудесов. Ты этого не заметил?

КУДЕСОВ. Возможно.

ТРАВЕСТИ. Сын или дочь?

КУДЕСОВ. Мальчик.

ТРАВЕСТИ. Хрупкий товар.

КУДЕСОВ. Узы отчуждения между нами крепли после всякого нашего расставания.

ТРАВЕСТИ. Потом она все же хотела вернуться к тебе, старалась быть тебе нужной, готова была тебе служить?

КУДЕСОВ. Наверное, мне нужно было простить ее грех, я попытался это сделать.

ТРАВЕСТИ. Проступки прощаем мы, грехи прощает Господь.

КУДЕСОВ. Я попытался принять ее, принять ее ребенка, принять ее жизнь, ее тоску, ее безалаберность, ее пустоту. Я дал ей шанс. И это был и мой шанс, и ее, и ее сына, это был наш шанс.

ТРАВЕСТИ. Но тебе вдруг показалось, что ей это не нужно?

КУДЕСОВ (кричит). Я это видел. Я это видел.

Пауза

ТРАВЕСТИ. Возможно, ты ошибся.

КУДЕСОВ. Я знаю, что мы с нею не соединимся никогда, ни в этой жизни, ни в следующей. Она только, возможно, всегда станет искушать меня собою и всегда будет меня предавать.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Вечная женственность.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Вечная измена.

ТРАВЕСТИ. Ты никогда не будешь знать покоя.

КУДЕСОВ. Я пытаюсь понять, в чем моя беда. В чем моя вина? Должно быть, слишком мало таланта. Но если бы было и больше, это бы ничего не изменило.

ТРАВЕСТИ. Мне тебя жаль.

КУДЕСОВ. Прекрати.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Представляешь, Кудесов, твой соавтор продолжает жаловаться на тебя Феликсу. "Кудесов все более выруливает в неведомое, - говорит он, - а я пытаюсь, - говорит, - но никак не могу его остановить".

КУДЕСОВ. Бог с ним.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Сомневаюсь.

КУДЕСОВ. Значит и не Бог.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. По-твоему, если - Бог, значит, - со всяким?

КУДЕСОВ. Загадка.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. У него никакого достоинства. Он ходит перед Тартареном на задних лапках и лает по-собачьи.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Но зато перед нами он никогда не устает тебя хвалить. Все уши нам уже прожужжал похвалами.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он сумасшедший. Он совершенно серьезно советует Феликсу прочитать Юнга. Ты знаешь: "Ответ Иову"?

ТРАВЕСТИ. Перестаньте вы оба. (Кудесову.) Они как дети, честное слово.

ВТОРОЙ АКТЕР. Поэтому ты с ними спишь?

ТРАВЕСТИ. Ты же видишь, они нуждаются во мне.

КУДЕСОВ. Я подобрал его когда-то в канаве поденной журналистики. В общем, он не подавал тогда никаких признаков поэзии или смысла.

ПЕРВЫЙ АКТЕР. В конце концов, Феликс все же научит его играть в домино по правилам бильярда.

ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов, ты знаешь, что Бог был женщиной? Бог наш - наша Великая Мать, и мир, тот, что мы наблюдаем, - есть жертва преступного, нетрезвого зачатия.

ВТОРОЙ АКТЕР. Сотворение мира невозможно назвать безупречным, но даже червоточины его составляют славу Творца.

ТРАВЕСТИ. Это был выкидыш.

ПЕРВЫЙ АКТЕР (Второму актеру). Ты все еще здесь?! Я возьму сейчас огромную палку и сломаю ее об твою спину.

ТРАВЕСТИ (Кудесову). Они очень хотят тебя заинтересовать, они хотят тебе понравиться. Но ты им не верь.

КУДЕСОВ. Я не верю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мелкий бес
Мелкий бес

Герой знаменитого романа Федора Сологуба «Мелкий бес» (1907) провинциальный учитель — верноподданный обыватель — воплотил все пошлое и подлое, что виделось автору в современной ему жизни. В романе изображена душа учителя-садиста Ардальона Передонова на фоне тусклой бессмысленной жизни провинциального города. Зависть, злость и предельный эгоизм довели Передонова до полного бреда и потери реальности.«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». Сологуб.В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости и злобности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

Федор Кузьмич Сологуб , Фёдор Сологуб

Проза / Русская классическая проза