— Тогда я не могу поручиться за безопасность Цитадели, — сказал он. — Мы не можем развернуть силовые барьеры. Гравитационные кордоны вокруг бомбы забирают всю мощность, что у нас есть. Я настаиваю на эвакуации Вас, Вашей свиты и Ваших гостей.
— Мы не оставим Цитадель, — объявила канцлер.
— Мадам, это — военный переворот. Вы ничего не сможете сделать. И где президент?
— Она занята одним важным делом в другом месте.
— Мне передали, что она вернулась. Где она? Она лишится звания, если мы не будем действовать немедленно. И где леди Лила?
— Она и Дороти Макшейн в безопасности. Президент считает своё дело жизненно важным.
— Столь жизненно важным, что не может отвлечься? Что творится на Галлифрее!
Раздался отдалённый взрыв. На мгновение всё потускнело. Штат канцлера отступил, когда в кабинете появились охранники в сером. Круг открылся, чтобы пропустить человека в черном, который назвал себя привратником Агентства.
— Лорд Ферейн, — пробормотала Теора. Он поклонился.
— Мадам канцлер, теперь это здание под управлением Небесного Агентства по Вмешательству.
— Он показал документ. — В соответствии со статьей о дополнительных источниках, которые, возможно, управляют деятельностью негаллифрейцев, я предполагаю исследовать деятельность президента Высшего Совета. И если её поведение нарушает законы Галлифрея, то я считаю нужным привлечь её к ответственности и смесить с должности.
Романа вела Лилу и Дороти через зелёные ивы, туда, где стоял стол с чайным прибором в английском стиле. Рядом находилось два стула. Романа села на траву.
— Прошу вас самим обслуживать себя, — сказала Романа. — Боюсь, что не смогу присоединиться к Вам.
— Меня заинтересовало, почему здесь всё только для двоих, — ответила Лила. — Ты сказала, что находилась вне Галлифрея.
— Я и сейчас отсутствую. Романадворатрелундар, которую вы видите, является проекцией. Я говорю с вами из… скажем, из другого места. И я надеюсь, что оба K-9 не разболтали, откуда.
— Нет, — заверила её Лила. — Но многих интересует твоё местонахождение. Романа устало застонала.
— Если бы только у меня было больше времени. Моя вина в том, что это испугало их. Я не должна ожидать, что многолетние обычаи преобразуются так быстро. Большая часть Совета не меняется уже тысячу лет. Это походит на попытку обратить в бегство стадо черепах.
— У Вас проблемы, — сказала Дороти, наливая чай. Лила сняла крышку с серебряного блюда и воскликнула:
— Это сдобы!
— Только что испечённые, — подтвердила Романа.
— Спасибо. Доктор покупал нам сдобы в Лондоне. Дороти усмехнулась.
— Он знает, как праздновать. Когда-то он купил нам обоим торт-безе с мороженым, но платить пришлось мне.
Все трое дружно рассмеялись.
Дороти сделала глоток. Это был сорт Эрл Грей, приготовленный куда лучше, чем у французов. Чашки были сделаны из лучшего фарфора. Она заметила, что Лила не соблюдала правила элементарного этикета. Она обхватила чашку за стенки, а не за ручку, держа сдобу в другой руке.
Дороти повернулась к Романе, но теперь президент выглядела очень серьёзной.
— Продолжайте, — вздохнув, сказала Дороти. — Вы протащили меня через полгалактики не для того, чтобы угостить чаем.
— Это так, — ответила Романа. — Позвольте узнать, о чем Вас расспрашивало Агентство?
Дороти почувствовала лёгкий озноб. Она посмотрела на обеих женщин. Если они путешествовали с Доктором, то тоже видели ад. Так почему же они оставались столь добрыми?
— Мне это не понравилось, — сказала она. — Они пытались, — она почувствовала, как в ней нарастает злость. — Я не знаю, что они пытались сделать. Им была нужна я. Нет, не я. Моя личность! — Ей хотелось ударить кого-нибудь. — У них были все мои воспоминания, но они хотели больше!
Она встретилась взглядом с голубыми глазами Романы. Та смотрела на неё так же, как умел смотреть Доктор. Тревога и беспокойство, отражавшиеся в них, слегка приуменьшили гнев Дороти.
— Она выстрелила в меня, — сказала Дороти. — Эйс выстрелила в меня. И когда я очнулась, она сказала, что я была мертва в течение двадцати минут.
— Но этого было бы достаточно. Она пристала ко мне с разговорами. Она была мной, а я была никем. Порочная маленькая сука. Всё худшее, сложенное вместе. У нее были все факты, но она не понимала их. Я видела её насквозь. У нее были все аляповатые детали, но она не знала, что я чувствовала. Она всё время возвращалась к Доктору. Кто он? Почему и кем он был? И это — то, за что я держалась. Потому что я верила в него, и она не знала почему!
Чайная чашка в её руке раскололась на дюжину частей.