Он поискал взглядом что-нибудь хрупкое, чтобы разбить на удачу, но видел только твёрдый углерод, кремний и слюдяную пыль.
В комнате раздался сигнал тревоги. Куб вспыхнул красным пламенем. Хофвинтер почувствовал, что у него пересохло горло. Бог Судьбы должен был соблазниться. Как рыба в ледяных реках Галлифрея, что клюёт только на самую сочную приманку.
— Что произошло? — спросил капитан. — Мы что-то нашли? Хофвинтер принялся щёлкать по кнопкам на порте.
— Исчез, — хрипло произнёс он.
— Что исчезло?
— Луч. Что-то обрезало его. Отключило. Мы потеряли объект. Джомдек выглядел испуганным.
— Но в таком случае, что мы можем сделать?
— Ничего! — тут же ответил Хофвинтер. — Мы просто следовали инструкциям. Мы ничего не делали и ничего не знаем!
— Домой. Я иду домой, — подумала она.
Дороти перемещалась без осязания и других чувств. Просто её мысли разделялись. Она должна была держаться за них или отбросить прочь в темноту. Где в данный момент находились её тело и мотоцикл.
— Земля. Англия. Нет, теперь это — Франция. Париж.
— Париж, — заверила она.
Голос следователя был жестким и дразнящим. Голос другой женщины в её собственных мыслях. Это переворачивало и разбивало их. Они были её собственными.
— Что тебе нужно? — подумала она.
— Я хочу домой!
— Да!
— Никто не называет меня так.
— Ты только что назвала меня лгуньей.
Трудно возражать кому-то в своих мыслях.
— Прекрасно. Можешь звать меня лгуньей. А кто ты? Что ты называешь собой?
Дороти попробовала усмехнуться. Ребяческий смех, так жестоки могут быть только дети. Это и испугало её, и в то же время было утешительно знакомо.
— Где? Кто ты?
— Что я хочу — так это оказаться дома! Всё закрутилось.
— Чёрт возьми!
Дороти сидела на низкой кровати. Белая комната была пустой и холодной. Шесть глухих стен без окон или дверей. Позади неё послышался шум. Она обернулась.
Девочка была в чёрном, простом чёрном костюме и ботинках. Она выглядела просто тенью, лицо девочки было скрыто во тьме. Оно выглядело бесформенным, незаконченным или неопределённым.
Затем тень поднялась, и лицо стало проявляться. У неё были длинные каштановые волосы и большие карие глаза, которые пристально смотрели на Дороти. Она видела этот взгляд раньше. Холодный и обвиняющий.
Она всегда считала, что во Вселенной любой мог оказаться похожим на неё. Но здесь было что-то другое.
— Возвращайся в зеркало, — сказала она.
— Зеркала не огрызаются, — ответила девочка. Она подошла ближе. — Я… Эйс.
— Вот чёрт, — сказала Дороти.
— Точно.
— Докажи.
Эйс подняла гладкий черный карабин, который был прикреплен ремнём к плечу, и выстрелила в Дороти в упор.
Парижское отделение «Маркс и Спенсер» закрылось в начале 2001 года, таким образом, мне просто сошёл с рук этот факт! Предупреждение! Если Вы пойдете в «Вулвортс» в Южной Африке, то заметите, что он немного больше, чем магазин «Вулвортс» в Великобритании.
Если бы Дороти праздновала сочельник в кафе «Момус» в Париже в 19-ого века, то могло бы оказаться, что её шумные соседи — Мими, Рудольфо и прочие герои «Богемы» Пуччини. Жорж Сера, с которым веселится Дороти — французский художник (1859–1891). Его картины составлены из тысяч цветных пятен. В пьесе Стивена Сондхейма «Воскресенье в парке с Джорджем», которую я очень люблю, любовницу Сера зовут Дот. Извините, но я не смог удержаться.
Галлифрей Роберта Холмса — это смесь между уютным джентльменским клубом и Ватиканом, и я всегда использовал его в качестве образца для изображения Капитолия. Он очень стар. Если бы общество перестало развиваться, то ритуалам потребовалось бы ещё множество веков, чтобы сойти на нет. Здесь возникает большое количество обществ и странно названных чиновников, соперничающих друг с другом. У большинства работников — аналитический склад ума, они примечают множество мелких деталей. Они изучают Вселенную, записывая и пересматривая свои наблюдения, в то время как их лидеры заняты в бесконечно изменяющемся, сложном и величественном танце власти.
ГЛАВА 2. Длинная тень
Кабинет кастеляна, где велось обсуждение всех вопросов безопасности Капитолия, был практически пуст. Беспристрастное место без окон и мнений. Он находился в основе Цитадели, втиснутый как запоздалая мысль в древнюю каменную кладку величественного и обширного здания.