Ланселот

Но сначала я должен установить с ней контакт. Это я понимаю. Ты пытался говорить с ней? Не хочет? Да, она просто отворачивается к стене.

+++

Новая жизнь. Новую жизнь я начал год назад, когда вышел из темной комнаты. Или, скорее, когда в эту темную комнату вошел. Но я верю в то, что у меня будет третья новая жизнь точно так же, как существует три мира — старый мертвый мир прошлого, безнадежный затраханный нынешний и неизвестный мир будущего.

В общем-то это и значит, что я начал новую жизнь — то, что сошел со своей жизненной колеи, глубокой и вытоптанной, как коровья тропа на лугу, то, что выбрался из рутинной круговерти и перестал слушать новости и смотреть телевизор. Как ни странно, заодно я бросил пить и курить. В тот же миг, что я сошел со своей старой коровьей тропы, я понял, что больше не нуждаюсь в выпивке. Выяснилось, что можно просто стоять в темноте под дубами, смотреть и ждать.

Я забыл упомянуть еще об одной, происшедшей в гостиной мелочи, — маленькой, но, возможно, значительной. Когда я вошел туда и вдохнул запах лимонного воска и сырого конского волоса, я остановился и на мгновение прикрыл глаза, чтобы привыкнуть к темноте. Потом, шагнув к раздвижным дверям, я краем глаза заметил какую-то фигуру. В глубине гостиной стоял человек. Смотрел на меня. Выглядел незнакомцем. В его приподнятых плечах и чуть согнутых коленях читались осторожность и напряжение, словно он готов к чему угодно. Различался лишь силуэт — белое на черном, — как негатив. У него были длинные руки, и одна свисала ниже другой, как у лемура. Голова была склонена набок и слегка повернута, так что проступала линия спины. От него исходил дух со всех сил защищаемой ранимости, утраченной доверчивости и преодоленной болезненности. Первая мысль: умненький большеголовый мальчик, и только потом — о, да он у нас большой. Если бы он не поработал над телом, не накачал мускулы, в глаза бросалась бы лишь хрупкая шея с двумя сухожилиями и большая голова. Он походил на стайера, переболевшего полиомиелитом. Или на умного и богатого неженку, положившего жизнь на то, чтобы ее прожить.

И тут я осознал, что это мое собственное отражение в мутном настенном зеркале.

+++

Вернувшись в голубятню, трезвый и собранный, я стал рассматривать себя в зеркале, чего давненько не делал. Как будто я несколько лет избегал смотреть себе в глаза.

Взгляд на себя в зеркало вызывает эффект самоаннигиляции. Когда смотришь глаза в глаза, возникает дыра, она расползается и делает тебя невидимым. Призрачное отражение в гостиной сказало обо мне куда больше, потому что я не знал, что это я.

Что я видел? Трудно сказать, но это был сломленный человек. Помнишь изображение опозоренного Ланселота, после того как его изобличают в прелюбодеянии с королевой, изгоняют, и он живет в лесу? Он лежит на скале, подперев подбородок руками, застывший взгляд налитых кровью глаз уставил перед собой, желтоватые волосы спадают на лоб. Но это неудачное сравнение. Взгляд моих налитых кровью глаз тоже был застывшим, но моя беда заключалась не столько в том, что я трахнул королеву, сколько в том, что королеву трахал и кто-то другой.

Я подошел ближе. На щеке был виден след от утреннего пореза бритвой, а чуть выше, на закруглении у глаза, шла граница, над которой оставался нетронутым светлый пушок. Капилляры проступали все отчетливее, но еще не покрыли лицо паучками своих сплетений. Несмотря на занятия футболом и боксом, нос не был сломан, не покраснел, не отливал синевой. Лопнувшие сосудики в глазах делали их похожими на оплодотворенные яйца. Кожа между ресницами была зернистой. Корни волос грязны и поражены перхотью. Губы потрескались. Ногти черные. На подбородке плохо выбритые волосы, клочками. Я редко мылся и неаккуратно брился. Скорее Бен Ганн,[51] чем Ланселот.

Пять, шесть, семь лет непризнаваемой праздности (а быть праздным и не признавать это — дело нелегкое), пьянства, просиживания перед телевизором, дурачества в труде и трудолюбия в дурачествах — и что с человеком стало! Я поднял ладони к лицу. Сжал их в кулаки и разжал. Я чувствовал себя как Рип ван Винкль:[52] вот он просыпается, вот разминает кости… Ничего не сломано? Я еще на части не развалился?

Есть ли у меня еще силы? Сколько еще сможет вынести мое тело? Я посмотрел на свой кулак. Потом перевел взгляд на стол. Конторку высотой до середины груди, сделанную специально, чтобы занятый плантатор (чем занятый?) мог стоя выписывать чеки, Марго превратила в стол обычной высоты. Доброе крепкое ореховое дерево толщиной в дюйм. Я стукнул кулаком в середину задней стенки. Пробил насквозь. Посмотрел на руку. Костяшки пальцев кровоточили. Боль нарастала постепенно и очень осторожно, словно не была уверена, позволят ли. Подумалось: давненько я не чувствовал боли. Отжался десять раз. Руки задрожали, выступил пот. Затем я попробовал тест с тесаком — помнишь? Правой рукой изо всех сил всадил нож в щербатую кипарисовую доску, а левой рукой попытался его вытащить, не раскачивая. Не смог. Ну, и какой вывод? Что правая рука сильна или что левая слаба?