Ланселот на шпильках (СИ)

- Да, ушибы, - кивнула Алена, - она сильно избита, но без тяжких телесных. А на руках следы верёвок, боюсь, мы обязаны сообщить в милицию.

- Давай не будем этого делать, - обняла я её за плечи, и, поймав её удивлённый взгляд, пояснила, - я хочу с ней поговорить. Давай, я сейчас с ней побеседую, а потом ты позвонишь в милицию. Хорошо?

- Хорошо, - пожала плечами Алена.

- Как её зовут, она сказала?

- Да, Мирослава Ягода.

- Интересное сочетание имени и фамилии, - пробормотала я, - проводи меня к ней, пожалуйста.

Алена кивнула, и мы запетляли по коридорам. Она открыла дверь палаты, и я вошла внутрь. Мирослава лежала на кровати, и, когда мы вошли, она повернула голову.

Я машинально отметила, что девочка очень красива, у неё длинные, прямые, чёрные волосы. Прямо, как у меня, только у меня буйные кудри от природы. А глаза у неё огромные, синие-пресиние, и мордочка в веснушках.

- Здравствуй, - села я рядом, - тебя зовут Мирослава, как мне сказали, - уточнила я.

- Да, - кивнула она, - но как я здесь оказалась? Последнее, что я помню, это, как те два придурка пытались затащить меня в

машину.

- Да, я швырнула в них гранату со слезоточивым газом, -

улыбнулась я, - а потом огрела битой.

- Какая ты храбрая, - улыбнулась в ответ Мирослава, - я бы в такой ситуации сбежала с места происшествия.

- Послушай, Мирослава...

- Лучше просто Слава, - сказала она, - меня так в деревне называют.

- В деревне? – вздёрнула я брови.

- Да, я из деревни приехала, - пояснила Слава, - хотела в институт поступать, а получилось то, что получилось.

- А что случилось? – участливо спросила я.

Мирослава родилась в маленькой деревеньке в трёхстах

километрах от Москвы, в многодетной семье.

Родители её были глубоко верующими людьми, и считали, что убивать дитя во чреве матери, грех великий. Вот и рожали, сколько Бог дал. А о том, смогут ли они прокормить такое количество детей, они как-то не задумывались.

Свою деревенскую жизнь Слава вспоминает с содроганием, в пять утра подъём, молитва, очень скромная еда, и тяжкая работа каждый день. Мать её работала в церкви, продавала церковную утварь, а отец летом работал в поле, а зимой рубил дрова для жителей соседнего посёлка. Простая, рабочая семья, дети с младых лет приучались к труду. Как только на ножки встали, так и вперёд.

Один брат Славы умер, замёрз в лесу, когда ходил за дровами, один так и живёт в деревне, а две сестры в своё время уехали в Москву, да так и сгинули.

Мирослава восьмой ребёнок в семье, и последний.

Последние роды были очень тяжёлыми для её матери, и она больше не могла иметь детей.

Все дети в семье никогда не ходили в школу, их родители искренне считали, что нет лучше образования, чем теология, и отдали их в церковную школу. Но дело было в том, что деревня эта Богом забытая, и школ тут не было, дети ездили вы соседний посёлок на электричке. А открытая при церкви школа даже и учебным заведением не считалась, её, вроде как, и не существовало. Дети ходили сюда по вечерам, и мать Мирославы читала им Библию и церковные каноны. Если

остальные дети ходили в эту школу после основных занятий,

то дети Симоновых исключительно сюда, а об общеобразовательной и не помышляли.

Но, с огромным опозданием до администрации дошло, что такие-то дети никогда не посещали школу, ну, и приехали выяснить, что, как, зачем, и почему. Василий Иванович, отец, внимательно выслушал представителя ГОРОНО, и сказал им:

- Мои дети не нуждаются в подобном образовании. Всё, что

им понадобится в жизни, они уже получили. Они ходят в

церковную школу.

- О чём вы говорите? – воскликнула изумлённая представительница министерства образования, - какая ещё церковная школа? О чём вы вообще говорите? Каждый ребёнок российской федерации должен закончить десятилетку. А школа, что у вас при деревне, не оформлена должным образом, просто, как церковный кружок.

- Это вы меня послушайте, - твёрдо сказал Василий Иванович, - теология – образование государственного образца, и мои дети будут получать его.

Все дети с необычной фамилией Ягода слушались отца, все закончили церковную школу, двое сыновей стали священниками, один умер, а один уехал из деревни, и исчез.

Отец был очень зол, когда нашёл записку, оставленную сыном, в которой он сообщал, что больше не желает жить в деревне, и уезжает в город.

Потом уехали две старших сестры, и на этот раз отец был просто в бешенстве, в дикой ярости. Он рвал и метал.