Лантерн. Наследники

Залы и сад Дворца Берби надолго захватили Никиту и Ольгу, поэтому в Собор Святой Цецилии они зашли уже после ланча.

Сооружение Собора Святой Цецилии (Кикилии) началось в Альби после окончания Альбигойского крестового похода и продолжалось около 200 лет. Грандиозное сооружение в стиле южно-французской готики должно было утвердить величие католической церкви после искоренения катарской ереси.

Традиционным материалом для строительства соборов во Франции был природный камень, однако в окрестностях Альби добывать его в необходимых количествах было негде, поэтому для ускорения процесса использовали местный кирпич розоватого оттенка.

Благодаря мощным стенам и скупому наружному декору Собор Святой Цецилии больше напоминает крепость. В случае необходимости он действительно мог служить убежищем для шести тысяч человек. Единственным внешним украшением является готический портал южного входа в виде нарядного балдахина, сооруженный в XVI веке из песчаника, зато внутреннее убранство собора поражает воображение: роскошные фрески эпохи Возрождения полностью покрывают его стены и своды. Самая известная из них, «Страшный суд» площадью около 200 квадратных метров, написанная неизвестным художником фламандской школы, является наиболее значительной работой времен Ренессанса во Франции.

Собор Святой Цецилии в Альби — один из самых посещаемых во Франции, он считается самым большим кирпичным зданием в мире.

В соборе Никита фотографировал каменные узоры и скульптуры ажурной алтарной преграды. Здесь были фигуры из Ветхого Завета, двенадцать апостолов, Дева Мария, Иоанн Креститель, Святой Павел, семьдесят ангелов и два императора — всего более сотни мастерски вырезанных и раскрашенных деревянных скульптур. В противоположном конце огромного нефа он долго разглядывал огромную фреску. Мертвые вставали на ней из могил на трубный зов ангелов. Каждый нес раскрытую книгу со списком своих земных дел, плохих и хороших. Святые встречали избранных на небесах, а демоны и мерзкие монстры подземного царства терзали грешников страшными средневековыми пытками за семь смертных грехов — гордость, зависть, гнев, жадность, чревоугодие, похоть и лень. Правда, с карой за лень ясности не было — на месте этого сектора, в центре фрески в XVII веке прорубили проход в колокольню.

— Реалистично, — заметил Никита. — Кажется, я слышу крики этих несчастных. И горелым пахнет. Чувствуешь, Оль?

Наблюдая за мужем, Ольга предавалась горьким раздумьям.

«Через девять месяцев! — Она содрогнулась. — Как он может об этом шутить?!»

— Не надоели французские соборы? — спросила она. — Ты уже пятнадцать лет их снимаешь.

— Наслаждаюсь красотой, любимая, — пропустив мимо ушей очевидный сарказм, ответил он. — Красота имеет великую врачующую силу!

— Да-да, знаю твою теорию! — фыркнула Ольга. — Очень удобно объясняет любые причуды!

— Замри!

Никита снял Ольгин профиль на фоне зловещей фрески.

— Причуды лучше не объяснять. Правда может оказаться шокирующей. Вот, например, тебя я фотографирую уже двадцать лет. Хочешь знать, почему? — спросил он.

— Потому что я твоя жена, — буркнула Ольга.

— Не угадала. — Никита крупным планом сфотографировал ее глаза. — Потому что я вампир, всю жизнь питаюсь твоей красотой. И, заметь, знаю все вкусные места!

Он обнял ее за талию и с тихим рычанием впился зубами в шею. Ольга вывернулась из его рук и лишь чудом не налетела на пожилую французскую пару. Женщина буркнула что-то неодобрительное, а ее спутник окинул Ольгу понимающим взглядом и подмигнул Никите.

— Мы в церкви, Шереметев! — громким шепотом сказала Ольга. — Имей совесть! И не снимай меня в упор, я уже не в том возрасте.

Никита снял еще один ее крупный план.