Лапник на правую сторону

Как правило, его утренние размышления у дверей гастронома посвящены были жизни иных миров и, стоя на щербатом крылечке с сигаретой в зубах, Виктор Николаевич мысленно уносился в бесконечность космоса, к братьям по разуму. Однако сегодня привычный ход его мыслей был нарушен загадочным исчезновением товарища по мечтаниям – Валериана Электроновича Савского, председателя заложновского уфологического общества, членом которого Виктор Николаевич являлся. Третьего дня они с Савским договорились написать московским коллегам письмо о необходимости разработки международных правил безопасности при контакте с инопланетянами. Однако, когда Виктор Николаевич, вооружившись пачкой бумаги и лентой для пишущей машинки «Ятрань», на которой печатались все официальные документы общества, прибыл к Савскому на квартиру, дверь оказалась открыта, а самого Валериана Электроновича нигде не было. Не было и в складчину купленного уфологами-энтузиастами фотоаппарата «Зенит», который всегда, сколько Виктор Николаевич себя помнил, лежал в прихожей в состоянии полной боевой готовности. Поначалу Виктор Николаевич подумал было, что Савский отправился фотографировать школьников. Периодически Валерьян делал групповые снимки первоклашек и выпускников, зарабатывая этим до двухсот рублей за один раз. Однако почему Савский не предупредил друга, что составление письма отменяется? Да и стал бы он ради двухсот рублей жертвовать работой над важным программным документом уфологического общества? Насколько Веселовский успел узнать Валериана Электроновича за четыре года совместной работы – нет, не стал бы. Ни за что бы не стал. Тут в голову Веселовскому закралась нехорошая мысль: возможно, это ограбление. Возможно, Валериан Электронович отлучился ненадолго из дому по какой-то хозяйственной надобности, скажем, купить хлеба или уплатить квартплату, а в это время некто взломал хлипкий замок и попер самое ценное, что имелось в доме, – фотоаппарат «Зенит». Виктор Николаевич внимательнейшим образом осмотрел дверь, однако никаких следов взлома не обнаружил. Обойдя квартиру и заглянув поочередно в туалет, ванную, на кухню и даже на балкон, он не заметил беспорядка, который должен был оставить после себя не знакомый с содержимым шкафов Савского вор. Окончательно же версию с ограблением Веселовский отбросил как несостоятельную, обнаружив на столе в комнате три купюры по десять рублей. Определенно, вор не оставил бы деньги на месте.

В полном недоумении Веселовский отправился восвояси, предварительно написав Савскому сердитую записку, и решил еще разок заглянуть к председателю вечером, перед тем как идти на работу. Однако вечером он застал в квартире Валериана Электроновича ту же картину. Веселовский всерьез забеспокоился. Поздно ночью, попивая в каптерке чай («Брук-бонд», бодрость на всю ночь), он размышлял, что же могло приключиться с рассудительным Валерианом, но так и не пришел ни к каким определенным выводам. Сейчас, стоя на крылечке гастронома, Виктор Николаевич еще раз прорабатывал все возможные версии исчезновения председателя. Ход его мыслей прервала Цецилия Анатольевна, загремев в дверях ключами. На часах было девять тридцать четыре. Гастроном открылся, и все еще недоумевающий Веселовский направился к прилавку.

Заворачивая сосиски и протирая марлей влажный бок пакета с кефиром, Цецилия жаловалась на обещанное метеорологами похолодание, из-за которого у нее всю ночь болела поясница. Пока эта румяная, пышущая здоровьем дама рассказывала о своих терзаниях (до утра вертелась, будто на раскаленных угольях, глаз не сомкнула), подошли другие ранние покупатели. Веселовский с облегчением отошел от прилавка, предоставив многострадальной продавщице жаловаться на невыносимые боли двум подвыпившим мужичкам и старушонке, которые уже успели завладеть вниманием Цецилии. Встав у столика с контрольными весами, Виктор Николаевич принялся укладывать покупки в спортивную сумку с надписью «Аэрофлот». Пока он вынимал из сумки газеты, пристраивал на самое дно колбасу, затем кефир, затем снова газеты, а сверху – хлеб и усыпанные маком рогалики, мужики приобрели необходимую поутру четвертинку и покинули помещение. Старушонка же пытала Цецилию, свежий ли творог. Продавщица заверила, что да, свеженький, и продолжала плач Ярославны:

– Всю ночь как на иголках, только в половине пятого задремала, а потом, в шесть утра – снова вступило. Я уж и платком обвязалась, и бальзамом-звездочкой натерлась, а все без толку. Так и не спала ни одного часу… К выходным похолодание обещали сильное, вот и ломит…