И в то же время делаю все, чтоб. Это происходило снова и снова. И чтоб на быстром дозвоне у нее был я.
Жуткий диссонанс разрывает мозг.
С Ириской вообще все нелогично. Неправильно. Дико. Странно. Я пугаю сам себя, я ужасно не хочу менять свою жизнь и при этом вынужден признать, что слишком поздно.
Мой мир перевернулся, устои дрогнули.
Лапочка замирает и смотрит мне в глаза своими карими заплаканными омутами, я застываю синхронно с ней.
Просто боюсь лишнее движение сделать, тревожно вглядываюсь в тонкие изящные черты лица, ища там подтверждение. Ты поняла меня, Лапа? Ты будешь делать так, как я говорю? Только так? Да?
По всем прикидкам, она должна смириться. Подчиниться. Кивнуть.
Но я оказываюсь не готов к ее дальнейшим действиям.
Потому что Лисенок в очередной раз действует нелогично.
Она меня целует.
Это настолько неожиданно, что я в первые секунды даже не понимаю, что происходит. В голове останавливается даже тот механизм, что пока еще функционировал… Просто все намертво встает.
ERROR, сука.
Черный экран.
Самое страшное для программера.
Гибель материнки.
Ее губы нежные-нежные, Это не прикосновение даже. Это… Это печать. Это переписывание кода набело. Перезагрузка.
Лисенок останавливается, неуверенно смотрит на меня, выдыхает теплый сладкий воздух мне в губы. И пробует еще раз. Обхватывает мягко, воздушно. Невыносимо.
Меня бьет сразу в печень, в солнышко, в пах, в скрюченные пальцы рук. И в голову. Контрольным.
И дальше все происходит очень быстро.
Как только Лисенок, решив, что усмирила зверя и наигралась, пытается отстраниться, я жестко прижимаю ее к дверному полотну и впиваюсь в дрогнувшие под моим напором сладкие губы яростно и грубо. Как умею. Как могу. Как хочу.
В голове идет перезагрузка, черный экран стремительно заполняется белыми символами, компьютер выходит в стандартный режим.
Лисенок, ошеломленная напором, стонет удивленно и жалобно, Но не отталкивает, наоборот, обхватывает ладошками за шею, а ногами за талию.
И я с огромным, сумасшедшим удовольствием погружаюсь в нее.
Полностью, без остатка, до дна.
Верней, пока не до дна, Но. Это вопрос времени теперь! Только времени.
Каким образом мы оказываемся в спальне, я не запоминаю, и, более чем уверен, Лисенок тоже.
Я рву свое же покрывало, что подло закрывает доступ к тому, что сейчас необходимо до боли. Молча, без звука, только треск ткани и шепот Лисенка, слабо прикрывающейся ладошками:
— Игорь, не надо, не надо.
Мозг улавливает не ту команду. Я замираю, затем падаю на нее, чтоб предпринять меры для устранения системной ошибки. Потому что какое «не надо»? Какое, нахер, может быть «не надо» сейчас?
Целую шею, стараясь сдерживаться, стараясь склонить девчонку к тому, чтоб просила и говорила «надо», она с готовностью позволяет. Это делать, опять поступая нелогично, учитывая пару секунд назад сказанные слова, руки опять рвут на редкость круто запакованную ткань, и она опять шепчет:
— Не надо, не надо так.
Да бля! Как надо? Как?
Торможу, смотрю ей в глаза уже с яростью, а она, Это рыжее чудо, продолжает:
— Жалко… Ткань… Шелк натуральный. Шармез. Не надо рвать.
Сука! Был бы я чуть более впечатлительным, уже ругался бы в голос! А так только про себя.
Ткань! Лапочка жалеет ткань! Она говорит «не надо» в постели, перед сексом, неминуемым сексом, на который сама согласилась, только потому, что я рву покрывало!
Да что она за баг такой в моей правильной гребанной жизни?
— Шармез, заторможено повторяю я, кладу обе ладони на ее плечи и веду вниз. И завороженно смотрю, как сползает с бледной кожи, украшенной веснушками, серебристо-жемчужная проклятая ткань, целостность которой стоила мне миллиона нервных клеток сейчас. И отмечаю, что натуральный шелк ничуть не мягче, совсем не нежнее моей девочки.
— Потом еще куплю, глухо хриплю я и прижимаюсь губами к мягкому животику.
Кайф.
Ситуация немного напоминает ту, что была совсем недавно. В этих же декорациях.
Но результат теперь будет другой. Вообще другой!
Потому что объект теперь в полном, насколько. Это вообще возможно в ее ситуации, сознании, и объект охренительно круто реагирует на наше взаимодействие.
Она так крупно вздрагивает, так стонет, так мечется под моими губами, что остановиться, прекратить… Ну уж нет!
Спускаюсь ниже, туда, куда уже практически добрался накануне. Но теперь губами.
— Ах, ты что? Нет! Нет! Нет!
Она смотрит на меня огромными испуганными глазами, не веря тому, что сейчас происходит. Щеки пылают краской, даже ушки маленькие, кажется, такого же цвета, что и волосы.
Кайф.
Неужели этот ее утырок, эта тварь… даже такого с ней не делал? Как вообще тут можно удержаться? Она же вкуснее самой сладкой карамели!
Ее хочется облизывать всю. Везде. С ног до головы. И особенно тут.
Лисенок скромничает и пытается сдвинуть ножки. Но я не позволяю.
Раскрываю ее, как самый шикарный свой подарок на все дни рождения сразу, и провожу по влажной мякоти языком.
Сразу широко, одним движением.
И она вскрикивает. И выгибается. И бедра ее подрагивают. Напряжены, словно каменные.