Я все. Это подмечаю, картина привычно складывается из множества деталей, превращаясь в одно шикарное и самое правильное полотно, произведение искусства. Только для меня.
И для нее.
Ее финальная дрожь, сопровождаемая стонами, всхлипами и нежнейшим «Игоречек, Игоречек, Игоречек» вишенка на торте. Вкусно. Но не наелся.
А потому губами вверх, к напряженной груди, куснуть острые напряженные соски, отметив Лисенкину острую реакцию и оставив их на второй раунд, а потом глаза в глаза.
Опять утонуть, упасть на самое омутное дно. Лисенок выглядит так, словно только что словила первый свой оргазм. Неужели? Правда? Мальчик Андрюша, а чем ты таким вообще с ней занимался столько времени? Она же зажигалка, на нее достаточно посмотреть, чтоб завести.
И самому завестись так, что не остановишь.
Утонув в растерянных карих глазах, я просто выдыхаю в мокрые губы:
— Держись, Лисенок.
И резко двигаю бедрами.
И тут одновременно происходят две вещи: во-первых, я позорюсь. Практически. В смысле, чуть программа не слетает раньше времени. Потому что Лисенок ощущается настолько восхитительно тесной и горячей, что удержаться и тут же не кончить стоит огромных, я бы сказал, титанических усилий. И во-вторых, выражение поплывших глаз меняется. Зрачки расширяются, а потом резко сужаются, со щек уходит краска, Лисенок кусает губу и стонет так, словно… Словно. Это в первый раз у нее! Но. Это бред! Очередной бред, как и многое рядом с ней!
Это не может происходить с ней впервые! Она уже жила с этим Андрюшей! И, каким бы гондоном он ни был в постели и по жизни, Но член-то у него имелся! Я надеюсь.
Но, судя по реакции Лисенка, все вообще не так.
— Лапа, Лапа, хриплю, не двигаясь. Выходить не собираюсь, не дождется, Но ситуацию надо прояснить. Лап… Только не говори мне, что. Это впервые у тебя.
Она моргает, с уголков глаз скатываются слезинки. А я смотрю. И даже эти слезы, эти проявления ее боли для меня сейчас в кайф, для изврата.
Затем она неловко ерзает. Словно хочет избавиться от моей тяжести, Но я не соглашаюсь.
Припечатываю ее ладони по обеим сторонам от головы, наваливаюсь сильнее. И немного двигаюсь. Вперед-назад. Чуть-чуть, враскачку. Сука, сколько удовольствия… Невозможно. Огромных трудов стоит не сорваться на свой привычный жесткий темп, в погоне за собственным удовольствием. Но не тороплюсь. Все будет, при любом раскладе. Но выяснить условия задачи необходимо.
Она опять расширяет зрачки в ответ на мои движения, затем едва слышно выдыхает и шепотом жалуется:
— Ты большой такой… Больно.
— Я нормальный, Лисенок, шепчу ей, усмехаясь.
А вот бывший твой… Кретин.
Лапочка опять жалуется:
— Больно.
— Сейчас пройдет, Лап, отвечаю я и наращиваю темп, потому что не могу больше терпеть. Никаких сил не остается. На экране остается только одно окно, только одна программа работает. И останавливать я ее не собираюсь. Потерпи, Лапа.
Она тихо всхлипывает и обнимает меня за шею, утыкаясь мокрыми губами в шею.
И я себя отпускаю, забыв про программы и экраны.
В конце концов, систему надо апгрейдить периодически. Для того, чтоб обновления вставали ровно.
12. Лапочкино утро
Десять. Ровно десять ударов, потом мячик падает на пол.
И снова удары.
В самом начале, еще сквозь сон, мне кажется, что. Это Богдаша бьет мячом о стену. Неугомонный мой, ну сколько раз просила не делать так… Нам-то с Ладой без разницы, Но соседка же опять придет.
Сладко потягиваюсь на слишком гладком постельном белье, прохладном, нежном… Пахнущем мужчиной и сексом.
Ох… Сразу вспоминаю события прошлого вечера и ночи. Особенно ночи.
Приоткрываю глаза, осматриваю уже знакомый серый полумрак.
Один, два, три….
Кресло, на стене кольцо.
Игорь кидает об стену мячик, тот отскакивает, падает один раз на пол и летит ему в руки. Одиннадцатый раз он бросает мяч в кольцо и берет новый.
И все повторяется.
Игоря хорошо видно. По пояс раздетый, в спортивных штанах.
Кажется, кожа немного блестит от пота. Тренировался, пока я спала? Откуда столько энергии у него?
Не шевелюсь, пользуясь возможностью рассмотреть.
Красивый. Торс мускулистый, сухой, мышцы с анатомической четкостью выделяются жгутами. В его длинных пальцах катается яркий салатово-желтый мяч для большого тенниса. Игорь мрачен и задумчив. Или просто сосредоточен?
Уже четвертый подход к десяти броскам только на моих глазах. Он кидает мяч куда-то вперед, я не вижу, куда, зато моему взгляду открывается прямая спина мужчины, сильные руки, живописный профиль. У него на голове повязка из черной ткани, не дающая волосам лезть в глаза.
Мячик возвращается ему в руки. Действия настолько механические, что мне кажется, видео с Игорем заело и показывает одно и то же. Десять раз он кидает и ловит, на одиннадцатый, как баскетболист, легко выбрасывает мяч по изогнутой дуге вверх.
— Да, выдыхает мужчина… мой мужчина. Видимо, попал в кольцо. Я не вижу, наслаждаюсь его победоносной улыбкой.
Я почти не видела, как он улыбается. Пару раз в разговоре с Петром Григорьевичем он позволял себе ухмылку, похожую на оскал, Но вот так вот открыто, как ребенок, впервые.