Лапти

Показалось Лобачеву, что Наташка все уже знает и смотрит на него насмешливо. И вдруг стало ему стыдно. Стыдно? Этой девчонки?.. И еще более покраснел. А Наташка совсем и не смотрела на Лобачева. Снимая пальто, сбрасывая калоши, звонко крикнула:

— Смерть как жрать охота!

Преодолевая смущение и набираясь храбрости перед этой рыжеватой девкой, которая, кто знает, может быть, завтра будет снохой, Лобачев укорно, но без злобы заметил:

— Наташа, здорово, милая. Видать, ты не узнаешь меня.

— Как, дядя Семен, не узнаю? Аль я слепая? Садись с нами ужинать.

— Дома баба свой сготовила.

Вспомнив о жене, вспомнил о ее наказе. «Не забудь, войдешь, беспременно садись под матицу. Не сядешь, откажут». Как бы невзначай покосился на потолок и с радостью отметил: как раз сидит под матицей. Правда, случайно вышло, но примета соблюдена. Так почему же отказали? Что-то не так тут… А девка, видать, славная. Ишь ты, сразу и ужинать зовет. Надо закинуть ей ласковое словечко. Может, сама по-другому дело повернет?

Мягким, игриво-певучим голосом, в котором слышался глубоко упрятанный испуг, он спросил:

— Что-то рано ты, Наташенька, с улицы пришла. Аль милого не было?

— Не было, — быстро ответила Наташка.

— Вон как… — еще игривее протянул Семен Максимыч, — куда же он убежал от тебя?

— Собаки за ним погнались.

— Собаки? — удивился Лобачев. — Да ведь он с палкой ходит.

Наташка вопросительно уставилась на Лобачева, потом догадалась:

— Не на Карпуньку ли, дядя Семен, ты намекаешь?

Звонко хлопнул Лобачев о коленку ладонью и радостно выкрикнул:

— Ай, какая догадливая! Да кто ж у тебя окроме? Нешто и он домой отправился?

— Не знаю, куда отправился, — сердито бросила Наташка.

Вступился Нефед, Иногда он не прочь был поддразнить Наташку.

— Ишь не знает. А кто ж за тебя знать должен?

Наташке было не до шуток. Она торопилась в клуб, а забежала только поужинать. И совсем ей некогда выслушивать эти шутки отца и Семена Максимыча.

— Вы что ко мне пристали? — строго взглянула на отца.

— То и пристали, — не то в шутку, не то уже теперь всерьез заговорил отец, — вот сватать тебя пришли. Видишь, свекор сидит? Пойдешь, что ль, за Карпуньку?

— Будет вам надсмехаться. Мамка, скажи им, чтобы отстали.

— Правда, Наташенька, — совсем не смеясь, проговорила и мать.

Эти слова совсем ошеломили девку. Выходит, вон какое дело-то. Недаром, когда шла домой, за ней гнался Карпунька и все кричал ей: «Одно слово скажу, обожди!»

— Вы все с ума сошли! — бледнея, крикнула Наташка.

— А чем тебе жених плох? — уговаривающе спросил Лобачев.

— Всем хорош, да нос лепешкой! — сквозь слезы выкрикнула она.

Нефеду не понравилась такая выходка дочери.

— Ты добром говори, а не по-собачьи. Сама, слышь, согласье давала.

— Кому — согласье? — изогнулась Наташка к отцу. — Кому согласье дам, вас не спрошусь!

Разозлился уже и отец. Из шутки его ничего путного не вышло.

— Ремня хочешь? Давно не хлестал я тебя. Возьмем да и выдадим к Лобачевым. Выдадим и не спросимся.

— Вот ка-ак! И не спроситесь? Ужель право имеете насильно? — искривила лицо Наташка.

— Про эти права молчи! — топнул на нее отец. — Родительское право на детей нерушимо.

— Спасибо, — передразнивая отца, притопнула и Наташка. — Ваше право собака на хвосте унесла.

— Цыц! — уж заорал Нефед.

— На кошку цыц! — огрызнулась Наташка и скрылась в кухню.

— Видел, какие дети растут? — пожаловался он Лобачеву. — Ты ей слово, она тебе десять. Пойдем-ка ужинать, Семен Максимыч! — уже веселее крикнул Нефед.

— Спасибо, — хмуро пробурчал неудачливый сват.

Тяжело поднялся, словно в ноги свинца налили, еще тяжелее прошагал кухней и, не взглянув на едва усмехнувшуюся ему вслед Наташку, вышел и тихо притворил дверь. Покачиваясь, поплелся вдоль улицы. В голове шумело, в ушах слышались слова перебранки Наташки с отцом. Что теперь скажет Карпуньке? Ну-ка, тот не пожалеет отца!

Навстречу, с песнями и гармоникой, крикливо валила толпа молодежи. Лобачев свернул с дороги, прижался к плетню и, когда все они шумливо прошли, хотел было отправиться дальше. Но кто-то так крепко схватил его за локоть, что он невольно вскрикнул. Узнав Карпуньку, выругался.

— Чтоб тебя, че-ерт!..

Сын дыхнул водкой:

— Ходил?

— Оттуда только.

— Усватал?

— Сам сватай, кобель косматый.

Резко рванулся из цепких рук сына и, слыша, как трещит рукав у плеча, крикнул:

— Страм один, стра-ам!

— Тюл-лень! — толкнул Карпунька отца.

— Му-учи-ите-ель! — заорал Семен Максимыч и, сам испугавшись своего пронзительного голоса, быстрее зашагал вдоль мазанок.

Нет, видно, такой уж день выдался. Не успел пробраться через огороды на свою улицу, как на переходном мостике через долочек, словно из-под земли, вынырнул человек. Был он маленький, плюгавенький, только ногтем бы придавить, но Лобачев боялся его хуже всех. Этот человек всю жизнь и страшную смерть его держал так же крепко в своих липких руках, как крепко ухватил сейчас за полу поддевки.

— Что надо? — сдерживая крик, спросил Семен Максимыч.

— Сватать ходил? — хихикнул человек и совсем вылез из-под моста.

— Разбойник ты. Откуда все знаешь?

— Под окном стоял, слушал. Отказали?