— Хорошо, — медленно вынимая ключи, согласился Алексей. — Марье… Граждане, слушайте, — обратился он ко всем, — сельсовет ключи отдает Марье. Афанасий, запиши, и вы запомните — ключи вручают Марье Петровне Кругловой.
— Будет пугать-то, — послышался чей-то голос.
Но Алексей уже обратился к Марье и, в упор глядя ей в глаза, раздельно сказал:
— Вот, гражданка Круглова, при всем народе я как председатель сельсовета передаю тебе два ключа от церкви. Один — этот вот — от колокольни, а второй — поменьше — от самой церкви. С того момента, как я передал тебе ключи, всякая ответственность за церковное имущество возлагается на одну тебя. Слышишь, Марья?
— Слышу, — едва ответила она, еще более бледнея.
— Вот и хорошо, что слышишь. На, получи!
Но, вместо того чтобы протянуть руку за ключами, Марья попятилась назад.
— Нет… нет… я… Я нет… — и затрясла головой.
Бабы, напряженно следившие — возьмет Марья ключи или нет, услышав ее отказ, еще настойчивее принялись подбадривать:
— Бери, Марья, бери! Машенька, бери.
— Он стращает тебя, а ничего не будет.
— Все отвечать будем, не ты одна.
Ключи взяла не Марья, — слишком дрожали у нее руки. Взяла ключи мать Авдея, черная горбоносая старуха. Она неожиданно и резко выхватила их из рук Алексея и тут же насильно сунула в дрожащие руки Марьи.
— Чего, дура, боишься?
Испуганно глянула Марья на два больших ключа и, как горячие угли, выставив их впереди себя, понесла из клуба. Мать Авдея, воспользовавшись тем, что Афонька зазевался, быстро подцепила у него со стола список, рванула пополам, бросила лоскуты бабам и весело крикнула:
— Рвите дьяволову грамоту!
Бабы поймали клочья и радостно принялись рвать список.
Афонька настолько опешил от неожиданной выходки баб, что с места не смог сдвинуться. Лишь вертел карандаш в пальцах да смотрел, как бабы рвали и топтали составленный им список. Авдеева мать, обрадованная своим успехом, двинула на Афоньку стол, хотела прижать парня к сцене, но он, придя в себя, так озлобленно двинул стол обратно на старуху, что та едва на ногах удержалась. Сверкнув глазами и что есть силы выругавшись, он схватил табуретку.
— Бабы! — крикнула Мавра. — Этот дурак убьет кого-нибудь.
— Убье-ет! Уходите!..
Скоро возле клуба не было уже ни одной бабы. Только и остался до желтизны измятый снег, похожий на мокрый песок.
Не было еще таких неудач, которые так волновали бы Алексея. Что в сущности произошло? Пустяки. Но Алексею казалось, что бабы, победив его в малом, непременно захотят большего. Он боялся, что они начнут, и очень настойчиво, уговаривать мужиков, чтобы те немедленно выходили из колхоза. И представилось ему, что отдал ключи не от церкви, а от колхоза. И кому отдал? Толпе оголтелых баб.
Мрачное настроение не оставляло Алексея до самого вечера. Стыдно было идти в сельсовет. Боялся, что там кто-нибудь из мужиков начнет над ним подсмеиваться.
Не меньше терзаний приняла и Марья. Когда в сопровождении баб шла домой, еще чувствовала себя бодро. Бабы успокаивали ее, в случае чего обещались стать за нее горой, а как довели до крыльца — врозь. И осталась Марья одна. Домашним кто-то донес уже, что ключи от церкви взяла их сноха. Встретили домашние Марью сердито. Суровый свекор обозвал сноху дурой.
— Вместе с Гаврилой в острог сядете. Он проворовался, а ты будешь отвечать за него.
Марья и обедать не села. Положила ключи в свой сундук, села на него и угрюмо уставилась в пол.
— Ишь выбралась! Глупее тебя не нашлось, — ворчала свекровь.
— Голову проломлю! — обещал муж.
В сельсовет Алексей пошел поздно вечером. Там были Скребнев, Петька и секретарь сельсовета. Каждый занимался своим делом. Алексей прошел к столу, косо посмотрел на Скребнева, который торопливо что-то писал.
Через некоторое время открылась дверь. Густо облепленная с ног до головы снегом, показалась Марья. Она остановилась в нерешительности. Затем, пересилив смущение, шагнула к Алексею, вынула тяжелые ключи и, протянув их, еле слышно проговорила:
— Христа-ради, возьми.
Алексей притворно сердито ответил:
— Обратно мертвых не носят.
— Жгут они, жгут! — готовая разрыдаться, вскрикнула Марья. — Возьми… Не нужны они мне.
Сельсовету тоже не нужны. Ключи записаны за тобой, и ты отвечаешь за церковное имущество.
— Господи, да что же мне, дуре, делать? Домой с ними глаз не показывай.
— Что хочешь, дело твое, — сказал Алексей и принялся просматривать бумаги.
Марья постояла некоторое время, тяжело вздохнула и вышла.
От мрачного настроения у Алексея и следа не осталось. Он углубился в бумаги. Скребнев принялся просматривать свою корреспонденцию.
Народу никого не было, и только сейчас, ночью, можно спокойно работать.
Когда собрались уже уходить, внезапно, как ветром, распахнуло дверь. На момент показалось лицо женщины, и не успели понять, в чем дело, как над их головами что-то прозвенело, ударило в чернильницу, и дверь снова захлопнулась. В сенях по доскам послышался торопливый топот ног.
… На столе, выпачканные в чернилах, лежали тяжелые, похожие на два засова, церковные ключи.
Под утро