Ларец

«Господин де Роскоф должен быть дома, юноша», — без тени смущения произнес он.

«Он дома, но ждет ли Вас, сударь? — спросил я, начиная гневаться. — Он работает в своем кабинете и не любит в такие часы, чтобы ему докучали. Потом — как проникли Вы сюда? Я не слышал, чтобы Вы стучали и кто-либо открывал калитку».

«Я не обеспокоил никого стуком, а в дом ваш вошел без приглашения». Незнакомец, не чинясь, вытащил из кармана дешевую серебряную табакерку и взял понюшку. На мизинце его я заметил перстень с мертвой головою, и это вовсе не понравилось мне, ибо я знал, что отец не жалует масонов.

«Благоволите уйти столь же незаметно», — воскликнул я, вскакивая на ноги.

«Полно, юный друг, уж не станете же Вы бить старика?» — Незнакомец препротивно захихикал.

Стукнула дверь. Отец стоял на крыльце, спускающемся в сад.

«Дю Серр? — воскликнул он с отвращением. — Кто указал дорогу в мой дом потомку проклятой семьи?»

«Ваши труды вели меня сегодня, почтенный Роскоф. Воистину Вы великий человек, жаль только, что тупые современники не способны Вас понимать. Гумор в том, что Вас понимаем только мы».

«Будь сие иначе, вы давно нашли бы способ меня убить, из-за угла, как это у вас принято, — отозвался отец. — Но сие не повод ждать от меня гостеприимства».

«Роскоф, я пришел оказать Вам услугу».

«С какой стати Вы решили, что я ее приму?»

Незнакомец отчего-то посмотрел не на отца, а на меня.

«Я думаю, что Вы ее примете, Роскоф. С омерзением к себе и ко мне, но примете. Хуже того — я не наложу на Вас запрета делиться с кем-либо моим даром, но к вящей муке Вы скоро поймете, что сие не в Ваших возможностях. Кому охота кончить дни в скорбной обители безумия? Угодно ли Вам почтить меня беседою?»

Закаменев лицом, отец безмолвно повернулся к дому, сделав рукою знак, чтобы незваный гость следовал за ним. Боле трех часов не выходили оба из отцовских покоев, и все это время неизъяснимая тревога терзала мою душу.

— Но… вы разве не слышали, о чем они говорили? — с изумлением спросила Нелли.

— Нет, разумеется, не мог же я подслушивать под дверьми, — с недоумением ответил Филипп.

Нелли сочла за лучшее прикусить язык.

— Фи-липп!! Фи-лип-пушка! — донес вдруг ветер крик, смешанный с топотом. По берегу приближался всадник.

— Да это Алексис! — улыбнулся Роскоф. — Знать, случилося с ним что-то радостное, что он так поспешает.

Теперь Ивелина узнала и Нелли и от всей души пожелала, чтобы ветер сорвал с него на скаку треуголку. Не пропадет ли у Филиппа настроение довести погодя свой рассказ?

Глава XVII

Минуло два дня с того вечера, как сияющий Ивелин сообщил Роскофу и Нелли о полученном им соизволении воротиться в столицу. Шумные его сборы отозвались в душе Нелли неприятною тревогой. Слишком задерживаются они в Дроздове, кто знает Венедиктова, ну как укатит на край света с ларцом вместе? Нет, пора в дорогу. Но две вещи держали. Первой было самолюбие: Нелли так и не удавалося минуту пробыть не «убитой» или «раненой». Вторым было любопытство. История Роскофа не была завершена, а он словно бы позабыл о том. Ивелин задавал на прощанье холостяцкие обеды, на которые Нелли не звали по причине предполагаемых обильных возлияний, да и, как Нелли догадывалась, еще по одной причине, кою Орест обозначал когда-то «обществом розовых чепчиков». Понятное дело, кому охота портить развеселый вечер присутствием двенадцатилетнего мальчишки!

В отсутствие Роскофа Нелли упражнялась на шпагах с Катей, не без самолюбивого удовольствия примечая, что впервые в чем-то физически превосходит подругу. Признаться по чести, несправедливое это было превосходство! Нелли занималась с великолепным фехтовальщиком, меж тем как Катя только наблюдала иногда со стороны да фехтовала с Нелли. Но даже замечательный Роскоф скорей всего почел бы за обиду просьбу поучить благороднейшему искусству слугу!

Но сколько ни было выпито накануне, Роскоф был поутру свеж и расположен к новым урокам.

Однако в этот вечер Нелли сделалось одиноко. Де Роскоф все не ворочался, хотя в небе уж стояла луна, Катя, весь день провозившаяся со своим ненаглядным Рохом, давно уснула. Книг у Роскофа было немного, да и те оказались принадлежавшими перу каких-то уж вовсе скучных французских сочинителей. Нелли знала из них лишь Корнеля, да и то только пиесу, где Рим дрался с Альба-Лонгою.

От нечего делать она выскользнула на улицу, пустынную и почти темную, невзирая на источавший запах зловонной ворвани фонарь на углу. Фонарь этот давно уж раздражал Нелли, ибо его лучи попадали в отведенную ей комнату, прямо на кровать. Эка дикость спать при незагашенном огне, в который раз подумалось ей. Окна темнеют рано, спать укладываются тут не позже, чем в имении, а улица освещена до утра! Да и вообще хороша затея — освещать что-то снаружи домов!