Ларец

Фарфоровый зайчик, сто лет назад выеденный из шоколадного яйца, перебрался из кармана Нелли в полотняный широкий карман, нашитый посреди детского передника. Нелли плакала, уже не таясь.

– С Богом, голубчик, ступай с Богом, – монах осенил Нелли крестным знамением.

Часы на дальней башне начали бить. Полдень! Всего только полдень! Катя, как следовало ожидать, появилась из ближних ворот, когда

повозка скрылась уже из глаз.

Раньше часу пополудни они были уже на Петровской набережной.

Увидя на пороге своих жильцов, вдова охнула от радости. Из отворенной двери шел смрадный пар: на протянутых по всей комнате веревках висели покрывала, ковры, перины, платье и шубы. В камине гостиной жарко полыхал огонь.

– Беда-то, беда, давно такого не видали… – Матрена отжимала в ведро мешковину, которой добирала с полу воду. – У соседей две коровы утонуло, девку насилу откачали. Прав был кум Никанор, что на Пески переехал. Оно, конечно, живет там больше голытьба да беднота, да вить зато только Пески во всем городе никогда и не заливает. Ну да слава Богу, дом цел, а второй-то этаж вообще сухонек стоит.

Последнее было куда как приятно. Тяжело переступая занемевшими вдруг ногами, Нелли поднялась в горницу, где разве что прибавилось два-три пятна на штукатурке, а прочее осталось, как и было утром. Нелли рухнула на кровать прямо в мокром плаще.

– Да погоди ты…

Катины руки мелькали и ворочали Нелли, освобождая ее от мокрой тяжести. Сделалось хорошо, легкое облако мягкого тепла окутало тело.

– Слышь, я сбегаю лошадей проверить, – донеслось издалека.

Нелли не ответила. Кровать плыла куда-то, словно наводнение еще не кончилось. Девочка, напрасно отданная на повозку к монахам, плакала и тянула к Нелли ручки. Смеялся незнакомец, стоя в своем челноке с веслом в руках.

К ночи Нелли все ж таки заболела.

Глава XXVII

Когда лихорадочный озноб заставил зубы Нелли стучать друг о дружку, Катя притащила с кухни заимствованные у Матрены льняные полотенца и бутыль с уксусом. Более часу просидела она, освежая пылающий лоб подруги холодными примочками. Добрая вдова и сама рвалась ходить за юным жильцом, пострадавшим от наводнения, но Катя, по понятной причине, ее не впустила.

– Главное, доктора не зови, – слабо попросила Нелли, когда движение кровати по волнам ненадолго остановилось. – Захочет сердце слушать своей железной трубкой, ну и… В верхнем-то платьи ничего не заметно или даже в сорочке с кружевами.

– Да невелика мне печаль, если какой докторишка нас раскусит, – озабоченно отозвалась Катя, отжимая полотенце. – Был бы толк, а я лекарям этим не верю. Только и знают, кровь выпускать. Упыри, одно слово. Или пиявок лепят, опять же те кровь сосут. А в крови, между прочим, душа запрятана. Экая польза, когда твоей душенькой черные гадины обедают…

– Отчего душа в крови?

– А где же еще ей быть? Сказывают, из-за этого люди-жиды никакого мяса с кровью не едят, ни говядины, ни курицы…

– Так разве у курицы или коровы есть душа? У них же нету! Непонятно тогда.

– Да, вправду в толк не возьмешь…

Но тут кровать снова поплыла, и плыла долго, очень долго, до тех пор, покуда не прилетела огромная черная ворона. Насмешливого незнакомца, который опять оказался в комнате, ворона прогнала довольно быстро, размахивая крыльями. Странным было то, что ее черные крылья оказались искусно расшиты золотыми нитями, а еще разноцветными блестками и бусинами.

– Я чаю, мой свет, и ты такой же парень, как твой хозяин, – прокаркала ворона.

– Было тебе сказано – выдашь нас хоть кому-нибудь, зарежу. Поможешь, озолочу.

– Да хватит ли у вас, малолетних, золота?

– У меня конь дорогой, – в голосе Кати зазвенела тоска. – Целой деревни стоит.

– Ай, молодец, девка, хорошая подруга. Да не кручинься, помогу, чем смогу, и не возьму я с тебя ни полушки.

– Это почему еще?

– Много будешь знать, скоро состареешь.

Теперь ворона превратилась в носатую старуху с вышитой черной шалью на плечах. Глаза у нее были черные и неприятно вострые. Старуха сидела у кровати и держала Нелли за руку.

– Одно хорошо, вижу, ела она что-то прежде, чем прозябнуть. Хорошую пищу ела.

– Вот уж хорошее так хорошее! – Катя покривилась. – Шоколат этот, сладкое с горечью.

– Ай, какая удача! Ты, девушка, запомни, хорошая пища, она из колдовских краев. Первое – питье чайное, его желтые люди собирают. Второе – питье кофей, что у черных людей водится. Третье – питье-еда, шоколадовые бобы, что от людей-сарацинов. Еще хорошо длинное белое сарацинское пшено, да только его-то как раз не люди-сарацины в своей пустыне собирают, а те же желтые люди. Растет сарацинское пшено по колено в воде, а иначе чахнет. Великая сила в шоколадовых бобах, чайных листьях да сарацинском пшене, и от болезни могут уберечь, и больного поднять.

– Выходит, не впустую господа все чай дуют?

– Нет, девушка, это от ума. Вот и ты сейчас пойди завари, да вот этой травки в кипяток добавь.

Катя поднимала Нелли за плечи, а старуха поила ее с ложки чем-то горячим, терпким на языке. Кровать стояла уже на месте, и неприятные пришельцы не тревожили сна.