Ларец Зла

Каждая из них насчитывала 25 квадратных ячеек — таким образом, всего их было 125.

Роберт несколько минут тупо смотрел на эти пластины, вертел их в руках, а потом понял, что слишком устал, чтобы пытаться прямо сейчас начать разгадывать этот ребус.

По окончании каждого испытания, то есть после очередного нападения на него, он испытывал адскую усталость, и от испытания к испытанию это чувство в нем нарастало. Преодолевая каждую новую ступеньку на своей воображаемой лестнице, он в первые несколько минут чувствовал себя не в силах ни шевелиться, ни говорить, ни даже думать.

Вот и теперь он ощущал во всем теле дикую тяжесть, да и голова совершенно не работала. Он вновь вышел на улицу, чтобы проветриться, бесцельно пошляться вокруг — понимая, что здорово смахивает в эти минуты на зомби.

На Манхэттене царила необычная атмосфера, какая всегда снисходит на эту часть Нью-Йорка, когда там затевается какое-то грандиозное событие. Было знойно, душно и как-то по-особенному шумно. То и дело по улицам в сопровождении мотоциклов полиции проносились кортежи делегатов.

Повсюду наблюдалось небывалое возбуждение. Жизнь на несколько ближайших дней вышла из привычного русла. Люди изменились.

В небе по-прежнему парил дирижабль. На какое-то ужасное мгновение он напомнил Роберту неумолимое и безжалостное Око Смерти.

На Манхэттен нахлынули волны приезжих. Они ходили вокруг толпами, вели себя шумно, перекрикивались, перешучивались, ругались… В такие дни все всегда меняется. Как в школе — изо дня в день в одно и то же время вы приходите на математику, а потом, когда вдруг сообщают, что строгая учительница загремела в больницу, вы сидите в классе и не знаете, что делать: привычный мир вокруг вас обрушился и теперь вы точно не будете сидеть за партами, а начнете беситься, шуметь, выяснять друг с другом отношения.

Роберт с тревогой наблюдал произошедшие вокруг изменения. Он чувствовал, что они чреваты чем-то… нехорошим.

* * *

Оказавшись на углу Тридцать четвертой улицы и Восьмой авеню, он наткнулся на полицейский блокпост. Район Медисон-сквер-гарден, где должен был пройти съезд республиканцев, блокировали со всех сторон. Взгляд Роберта скользил по фуражкам полицейских, фургонам переносных телестанций, ощетинившихся спутниковыми тарелками и антеннами. По мостовой змеились протянутые кабели. Он обратил внимание, что съемочная группа Си-эн-эн устроила свою временную штаб-квартиру в помещении ресторана «Тик-Так», добавив к ее натуральному хромовому блеску свет своих софитов. Роберту живо вспомнилась точно такая же забегаловка дома, в Нью-Джерси. Ему очень захотелось есть, но беспокоить телевизионщиков он не стал.

Совсем рядом с ним молодая женщина с серьгой в носу и протестной надписью на футболке давала интервью по телефону какому-то газетчику, не жалея при этом красочных эпитетов. Невольно прислушавшись, Роберт понял, что пикетчица говорила с одним из его журналистов. Он криво усмехнулся.

Нет, ему не хотелось бы оказаться сейчас здесь по работе. Он даже испытывал некоторое облегчение от осознания, что ему дали пинка под зад и вышвырнули на улицу. Ведь это было угасание — самое настоящее угасание, о котором он старался не думать, которое старался не замечать, изо дня в день продолжая ходить на работу, худо-бедно выполнять свои служебные обязанности и проваливаться еще глубже в эту черную, беспросветную рутину. По идее похожий процесс наблюдался и в их отношениях с Кэтрин. Трагедия с Моссом обернулась крахом для их любви.

Однако в последние несколько дней с ним столько всего случилось, что он просто не узнавал себя…

Внимание его привлек окрик полицейского, адресованный, впрочем, не ему, а кому-то из зевак. Казалось, что все силы полиции города были стянуты сегодня именно к Медисон-сквер-гарден. Злые потные обыватели и туристы ругались с блюстителями порядка, которые не пускали их вперед, предлагая неудобные обходные маршруты. Где-то за поворотом образовалась автомобильная пробка, и до слуха Роберта доносились частые раздраженные гудки. По «зеленой улице», минуя полицейский кордон, промчалась кавалькада из шести черных машин — лимузин и пять микроавтобусов с тонированными стеклами.

Роберт вздохнул, покачал головой и решил, что пора домой.

Нью-Йорк,

29 августа 2004 года

Сидя на постели Адама, Кэтрин размышляла о том, как ей выполнить миссию, возложенную на нее Сторожем, и одновременно думала о Роберте.

Ее никто не предупреждал заранее, что Путь, на который тот вступил, потребует от них обоих таких жертв. Сторож ни словом, ни намеком не обмолвился об этом. Он просто дал ей задание сойтись с Адамом под предлогом, что она ушла от Роберта.

Кэтрин разработала в голове добротный, грамотный план. Собственно, и выдумывать особенно было нечего. Та трещина, которую дал в их отношениях неудачный исход беременности, реально существовала и день ото дня становилась все больше. И она знала, что ей на самом деле нужно будет расстаться с Робертом на то время, пока он будет идти своим Путем.