Ларец Зла

Хорас рассказал, что один из обелисков римляне забрали из Йуну и перевезли в Александрию при Клеопатре, а в 1879 году египтяне решили преподнести обелиск в дар американскому народу и демонтировали его, чтобы погрузить на корабль, отплывавший в Нью-Йорк. И каково же было изумление всех присутствующих, когда под пьедесталом обелиска обнаружились каменные масонские знаки — мастерок, украшенный масонской символикой, и выемка в камне, повторявшая своими очертаниями форму алмаза, известного всем масонам под именем магистерского камня.

— Масоны участвовали еще в крестовых походах, — продолжал Хорас. — Правда, тогда они еще называли себя тамплиерами. Они были хранителями древнейших знаний, и многие из них были адептами Пути.

Они миновали довольно густые заросли вязов и внезапно вышли на открытую площадку, на которой был воздвигнут гигантский египетский обелиск, пирамидальная верхушка которого блестела в лучах предвечернего солнца. Они приблизились к восьмиугольной «спице» и опустились на одну из скамеек, которые тянулись вокруг нее.

— Хорас, что здесь высечено? — спросила Терри.

Хорас подошел вплотную к южной грани обелиска.

— Не смогу сказать, что постиг древнеегипетскую письменность в совершенстве, но центральную надпись, пожалуй, разобрать смогу. На остальные не обращайте внимания — они были добавлены гораздо позже. Итак. «Он подобен божественному Гору, могучему быку, возлюбленному Ра. Царь Верхнего и Нижнего Египта воздвиг этот монумент из двух обелисков, верхушки которых отлиты из особого чистейшего золота… в честь отца своего Атума, царя Йуну». Тут еще есть несколько слов, которые я не могу разобрать. И наконец: «Сын Ра, Тутмос, да продлятся его дни вечно!» Насколько я понимаю, перед нами архитектурный шедевр Тутмоса Третьего.

Терри впервые за долгое время улыбнулась, а Хорас, прикрыв глаза ладонью как козырьком, задрал голову и стал смотреть на верхушку обелиска.

— Могу себе представить, как блестит этот венчик при полуденном солнце — как ярчайшая звезда. Все обелиски мира, все башни и небоскребы — суть одно и то же: физическое воплощение наших стремлений дотянуться до неба, прикоснуться к нему, постичь тайны мироздания. Это ракеты, которые, будучи запущенными, никогда не падают. Это фейерверки, которые, будучи зажженными, никогда не сгорают. В древности люди завороженно смотрели на огонь, пылавший в очаге их пещеры. Кельты строили гигантские каменные комплексы и лабиринты, а американцы возводят небоскребы. Все это явления одного порядка.

Роберт вдруг обратил внимание на легкое голубоватое свечение, окружавшее обелиск. Сосредоточившись, он сумел сделать его ярче и насыщеннее, затем, наоборот, притушил. Он вдруг понял, что глаза его перестали болеть, но гиперзрение не исчезло. Он по-прежнему видел ауры людей и предметов и умел влиять на них.

— Где же Адам? — проговорила Терри. В голосе ее угадывалась тревога.

— Он придет, когда будет готов. Надеюсь, причина его задержки в том, что он пытается укрыть свои мысли и намерения от тех, кто хочет его контролировать. Я очень на это надеюсь.

— А не поздно ли надеяться? — скептически осведомился Роберт.

— Нет, — горячо возразила Терри, — не поздно! Вы поможете ему, когда он придет? Вы сделаете хоть что-нибудь, прежде чем он уведет меня отсюда?

— Если здесь будет Кэтрин, тогда появится крошечный шанс. Поможет и мастер-ключ, который по-прежнему с нами, — задумчиво проговорил Хорас. — И будет особенно здорово, если он придет один, без Йуну. Может быть, как раз в эту минуту он пытается избавиться от их общества.

— От Тарика, — поежившись, пробормотала Терри.

— Совершенно верно. Минотавр — его якорь. Если ему каким-то образом удастся исторгнуть из себя Минотавра, узы, которые скрепляют его с Йуну, лопнут. Лопнет и их незримая связь с тобой и твоим ребенком, Терри.

— Возможно ли это? Возможно ли, что ему удастся избавиться от Минотавра?

— Не знаю… Вот если бы Кэтрин нашла способ обратиться к тому, кого она однажды так страшно предала, и если бы он услышал ее…

Они говорили приглушенными голосами, обсуждая различные варианты возможных исходов противостояния. Каждый мысленно выстроил внутреннюю защиту от Йуну, которые иначе могли бы прочитать их мысли. Но если для Хораса и Терри это было привычным делом, то Роберт просто изумился тому, как легко ему это удалось.

Впрочем, его сильно тревожило, что он все еще не чувствовал глобальных изменений, которые по идее должны были произойти с ним, — ведь он приблизился к окончанию своего Пути. Вместо гигантского прилива сакральных сил он испытывал лишь внутреннее опустошение и нечеловеческую усталость.