Ларец Зла

— О Боже! — вдруг воскликнула Кэтрин. — Да вы только взгляните на это! Он же выклевывает собственное сердце!

Приглядевшись, Роберт вынужден был с ней согласиться. Толстый кривой клюв был наполовину погружен в зияющую красным рану на груди. Они обернулись на сторожа.

— Он накормит этим своих птенцов, — профессорским тоном изрек тот. — Это Благочестивый Пеликан, потому-то его так и назвали. Его поступок сродни поступку Христа, который поднялся на крест во имя всех людей. Вон, взгляните! Там, справа, изображены гнездо и детеныши.

Кэтрин чуть переместила фонарь в ту сторону, куда на сей раз показывал им сторож: под самым гнездом Пеликана тускло отсвечивала на стекле какая-то надпись.

— Ага, а вот, стало быть, и искомые слова, которые должна была сказать нам святая птица, — пробормотала Кэтрин. — Черт, они же написаны на внутренней стороне стекла, а снаружи это выглядит сплошной абракадаброй! Эй, волшебник, куда вы задевались? Перепишите их точь-в-точь, а потом мы с ними разберемся. Не взламывать же из-за этого двери.

— Я избавлю вас от этого греховного соблазна, — вновь подал голос сторож. — Надпись гласит следующее: «Hic est enim sangus meus novi testamenti…» Дальше пропущенное слово, а в конце: «Peccatos». Пропущенное слово затерлось, его никак не разобрать ни снаружи, ни изнутри. Как у вас с латинским?

— Мой на ладан дышит, — тут же ответила Кэтрин со вздохом.

— Вообще-то по правилам надо было написать «Sanguis», а не «Sangus». Да и вторая часть фразы, на мой взгляд, имеет искаженный смысл. Но не в этом дело. Я предлагаю свой вариант смысловой подстановки вместо пропущенного слова: «Во искупление».

— Почему? — спросил Роберт.

— Вы поймете почему, как только я переведу значение всей фразы. «Вот кровь моя — Нового Завета <во искупление> грехов». Теперь понятно?

Роберт записал в своем блокноте услышанное изречение и кивнул.

— Молодой человек, вы не очень-то разговорчивы, когда не ругаетесь. Гляньте-ка поверх Пеликана.

Кэтрин вновь подняла фонарь над головой, и они вгляделись вверх, где можно было различить красно-белый купол.

— Иерусалим, — кротко проговорил сторож. — Изначальный храм Гроба Господня, воздвигнутый над могилой Христа. Как видите, он круглый.

— Вы были очень любезны, — сказала Кэтрин, вновь взяв Роберта под руку. — Спасибо за помощь.

— Благочестивый Пеликан, — торжественно произнес сторож. — Образ его весьма популярен в геральдике: птица, выгрызающая собственное сердце, чтобы накормить детенышей. Самопожертвование в чистом виде. Трудно сказать, откуда этот образ списан — возможно, с какой-то реальной птицы, которая по неизвестной причине ранила себя своим клювом. Может быть, у нее была чесотка. Но версия, ставшая ныне почти канонической, гораздо красивее, согласитесь, она придает всему высокий символический смысл. Вы, кстати, сами-то исповедуете веру Христову?

Глаза его по-прежнему были скрыты под капюшоном, но Роберт догадался, что тот смерил снисходительным взглядом их шутовские наряды.

— Отчасти, — нагловато ответила Кэтрин. — Прошу прощения, но нам пора. Еще раз спасибо.

Сторож учтиво поклонился и произнес:

— Кто знает, может, нам еще суждено повидаться.

Кэтрин чуть вздрогнула от этих слов и решительно потащила Роберта к калитке. На прощание Роберт обернулся и увидел полуразмытую туманом фигуру высокого сторожа, замершего перед витражным окном с Благочестивым Пеликаном.

Нью-Йорк,

25 августа 2004 года

Адам Хейл неподвижно стоял перед столом из слоновой кости — такие могут позволить себе держать в переговорных комнатах далеко не все компании, — за которым восседали трое светловолосых мужчин, и буквально кожей чувствовал, как цепенеет от страха. Все трое были в строгих костюмах с благородным отливом, у всех троих были простые, но очень дорогие запонки и перстни-печатки. Встретив такого человека на улице, невольно посторонишься, ибо сразу поймешь — он облечен большой властью.

— Адам Хейл! Мы счастливы, что вы сочли возможным принять наше приглашение, — торжественно произнес самый высокий из этой троицы.

— Как вы понимаете, у меня не было особого выбора…

— Вы правы. И все же мы рады видеть вас.

Встреча происходила в Эмпайр-стейт-билдинг, на семьдесят восьмом «офисном», этаже.

— Присаживайтесь, мистер Хейл.

— Я предпочитаю разговаривать стоя.

— Как пожелаете.

До сих пор с ним говорил только один из троицы. Двое других, сидевших по бокам от него, лишь холодно и молча взирали на Адама.

— Начинайте.

— Охотно. Как вы помните, мистер Хейл, наша последняя встреча состоялась чуть более года назад.

— Верно. Это было четырнадцатого августа 2003 года.

— В День Великого затмения.[8]

— Да. Впрочем, насколько мне известно, вы предпочитаете иное название для того дня. И мы все здесь знаем, что на самом деле тогда произошло.

— Как бы то ни было, с того дня мы с вами, если так можно выразиться, связаны одной нитью.