Ларин Петр и фабрика волшебства

— Привет, Петька! — она подскочила к нему, тряхнула за руки. — А я тебе овощей и фруктов принесла. Тут груши, яблоки, апельсины, виноград. Еле допёрла. Отец занят, у него, как всегда, операции, сказал, как освободится, заедет. Но это будет не раньше вечера.

— Слушай, Кристина, — глядя в глаза девчонке, сказал Пётр, — ты джинсы и майку добыть можешь?

— Тебе какие надо, стильные или классические?

— Без разницы.

— Хорошо, — сказала Кристина, — куплю. Ты доверяешь моему вкусу?

— Сегодня вечером сможешь? Только папе не передавай, сама принеси.

— Ой, у меня времени сегодня нет, — Кристина, закатив глаза, неопределённо хмыкнула. — Хотя, жди через час, я попилила.

— Спасибо, ты настоящий друг.

— А то! — ответила девочка, небрежно тряхнув волосами. Пётр развернулся. Девочка обернулась: — И ешь всё это. Яблоки и груши, между прочим, с дачи. А то ты бледный, как Майкл Джексон. Всё, адью, до встречи.

Кристина появилась не через час, а через два с большим чёрным мешком.

— Здесь всё, что ты просил. Смотри, майка какая клёвая.

— Спасибо.

— Примерь шузы.

— Я потом, в палате.

— Да что ты в этом понимаешь? Какие шмотки клёвые! Ты будешь самым стильным на всю больницу!

Как ни странно, всё подошло — и ботинки, и майка, и джинсы, и бейсболка.

«Когда придёт Павел Леонидович, вернее, когда уйдёт, я за ним следом…» — решил Пётр, быстро раздеваясь и пряча новую одежду в тумбочку. Он был снова в полосатой больничной пижаме и в тапочках на босу ногу.

Павел Леонидович, как всегда, спешил. Он буквально ворвался в палату, обнял юного друга, прижал к себе. Сжал голову огромными руками, заглянул в глаза.

— Ну, вижу, дело идёт на поправку. А сердце как?

— Нормально, — ответил Пётр.

— Нормально — это не ответ.

— Ну я не знаю, как по-вашему, по-медицинскому.

— Не знаешь, и очень хорошо. Кристина была?

— Заходила. Спасибо за фрукты. Яблоки очень вкусные.

— Ладно, Петька, я полетел. У меня ещё куча дел, так что ты держись. Завтра заеду в середине дня, с твоим доктором пообщаюсь.

Вечером, никем не замеченный, мальчик прошёл по больничному коридору, оказался во дворе, перелез через забор и побежал к автобусной остановке. Единственное, чего у него не было, так это денег. Совсем вылетело из головы, можно было попросить у Кристины.

«Ладно, как-нибудь доберусь», — решил он.

Он устроился на задней площадке и стал смотреть в окно.

Автобус тащился по городу, останавливаясь чуть ли не у каждого столба. Наконец подвёз к метро. Мальчик спрыгнул со ступеней на асфальт. А вот как быть дальше, он не знал. Если в автобусе или троллейбусе можно проехать без билета, то в метро этот номер не пройдёт.

«Но если очень нужно, то, наверное, можно?» — мысленно спросил он сам у себя.

И, сосредоточившись, крепко сжав кулаки, мальчик зашагал к турникету, глядя прямо перед собой. Шаг, ещё один… Сердце предательски стукнуло, на мгновение остановилось в груди, перестало стучать. Пётр сделал шаг, металлические дужки не шелохнулись. Он вздохнул, разжал пальцы. На ладони темнели серпики, выдавленные ногтями. Тётка — контролёр метро — даже не взглянула в его сторону.

Ступеньки эскалатора медленно ползли вниз, и, чтобы ускорить движение, Пётр побежал, перескакивая через ступеньки. Он успел вскочить в последний вагон. Дверь защёлкнулась, змея поезда поползла в тёмный тоннель. Замелькали огоньки, постепенно сливаясь в светящуюся линию. Одна, вторая, третья, четвёртая станция, и мальчик вышел на перрон. Знакомая улица, дом. Глаза сами взглянули на тёмные окна квартиры.

И тут же мальчик сам себе сказал:

— Там темно, там никого нет.

В квартире всё было по-прежнему, и мальчику даже показалось, что скоро, совсем скоро, вот-вот, щёлкнет замок, распахнётся дверь, и в прихожую войдёт отец с портфелем в руке.

— Ну как ты тут без меня? Ужинал, надеюсь?

— Нет, тебя ждал.

Папина фотография, перевязанная чёрной лентой, наполовину наполненная рюмка, догоревшая свеча, засохший кусочек хлеба поверх рюмки отрезвили мальчика.

— А папы-то больше нет. Какой-то он странный на этом снимке, совсем на себя не похож.

Мальчик прикоснулся к стеклу, кончиками пальцев провёл по отцовскому снимку и испуганно отдёрнул руку.

Чтобы окончательно ощутить себя дома, Пётр решил переодеться в свою привычную одежду. Штаны, майка, футболка нашлись сразу. Аккуратно сложенные, они лежали на полке в шкафу. Привычно сунув руку в карман, мальчик вздрогнул: пальцы наткнулись на фенечку с янтарём посередине и на измятый конверт.

«Туманова С.», — быстро прочёл Пётр и принялся собираться.

Он положил на дно рюкзака маленький фотоальбом, изящную музыкальную шкатулочку, где, словно в сказке Андерсена, танцевала маленькая балерина, а на неё смотрел оловянный солдатик на одной ноге. Это была любимая мамина вещь, она напоминала ей детство, а мальчику напоминала маму.

Пётр долго проворочался без сна, вспоминая всю свою жизнь, стараясь припомнить всё самое лучшее, что в ней было. Но в памяти почему-то постоянно возникали картинки взрыва автомобиля и катящихся, грохочущих пустых бочек. От этого становилось нестерпимо жарко, хотелось сорвать с себя одежду, но руки не слушались.