Ларин Петр и фабрика волшебства

Ларин-младший так напряжённо смотрел на стенку, отделявшую его от кухни, что даже глаза заболели. И тут внезапно стена стала для него прозрачной. Он увидел отца с сигаретой в руке. Струйка дыма тянулась к вытяжке.

«Снова я вижу сквозь стены, — подумал мальчишка. — Раньше такое уже случалось, но, когда я рассказал об этом маме, она сказала, что так делать нельзя. Это то же самое, что подсматривать в замочную скважину…»

ГЛАВА 3

Если нужно, то можно и турникет в метро обмануть. — Правильные крючки и траурная рыбка. — Сухая гроза. — Молния никого не спрашивает, куда ударить. — Бабушка и её снадобье. — Кристина умеет выбирать вещи. — Холодный портрет. — Один во взрослой компании.

К скверу можно было дойти и пешком, но жара заставила Петра Ларина свернуть к метро, там, под землёй, было прохладнее. Он вошёл, толкнув стеклянную дверь, и задумчиво двинулся к турникету. Прошёл, забыв вставить карточку. Уже стоя у эскалатора, он вытащил из кармана картонный прямоугольник с закруглёнными краями.

«Как это так, — сам у себя спросил Пётр, — выходит, я обманул метро? Почему же тогда тётка в форменной одежде этого не заметила? И почему не сработали дужки турникета, которые больно бьют по ногам тех, кто пытается проскочить, не вставив карточку в специальное отверстие?»

Вначале ему захотелось вернуться, но в памяти всплыл забытый случай. Они с мамой куда-то очень спешили, почти опаздывали. Мама, вопреки своим убеждениям, держа сына за руку, торопливо зашагала к метро.

С мамой мальчик не боялся ничего, он был уверен: когда она рядом — с ним ничего случиться не может. Как назло, у мамы не оказалось жетонов, а очередь за ними была большая.

«Пошли за мной», — мама крепко сжала ладонь сына, направляясь к турникетам.

Её лицо на какое-то мгновение стало невероятно сосредоточенным, тёмные брови сошлись к переносице, глаза сузились. Пётр хотел возразить и напомнить маме, что турникет может закрыться и ударить, но мама сказала: «Иди со мной и ничего не бойся».

Прямо перед ними турникет щёлкнул, пропуская мужчину в полосатой майке, похожего на корабельного боцмана. Его жетон застрял в прорези автомата. Пётр замешкался.

Мама дёрнула его за руку: «Смелее!»

Они прошли через турникет, сначала мама, потом он, и, странно, дужки даже не шевельнулись, они были как парализованные, словно кто-то невидимый отключил механизм на время.

«Значит, я тоже так могу, — подумал он. Мама говорила, что если очень нужно, то можно. Но мне ведь не было очень нужно, я о билете даже не думал, шёл себе, забыв вставить карточку, а турникет даже не среагировал. Надо рассказать отцу. Пусть объяснит, как это получается».

Пётр, сжимая в руке фенечку, найденную у скамейки, — он теперь всегда носил её с собой — добрался до сквера, прошёл возле той самой скамейки, где сидела загадочная девочка, разговаривавшая с чёрной вороной. Ни девочки, ни вороны, конечно же, не было.

Первое, что увидел Пётр, открыв глаза субботним утром, так это небо, по которому плывут облака, ярко-белые сверху, как взбитые сливки, и тёмно-свин-цовые снизу.

«Сегодня, наверное, жары не будет.

А это значит, что будет ловиться рыба. Да и ехать не так утомительно», — размышлял он.

За завтраком отец спросил:

— Сегодня кондитерская входит в наши планы или сразу поедем к Дроздовым?

Мальчику хотелось побыть с отцом вдвоём. Кондитерская была хорошим предлогом для этого.

— Сходим в кондитерскую, — сказал он, улыбаясь.

Когда на столике уже стояли вазочки с десертом, чашки с горячим чаем и тарелки с кусками торта, мальчик почувствовал себя наверху блаженства. Давно они не сидели вот так вдвоём, и отец никуда не спешил.

Из кондитерской они вышли с большой коробкой, которую погрузили в багажник автомобиля, и отправились в путь. Отец тревожно поглядывал на небо, которое становилось всё темнее и темнее. Тучи опускались к земле, вершины деревьев раскачивались всё сильнее.

— Успеем добраться до дождя?

— Навряд ли, — сказал мальчик, — по-моему, я видел молнию.

Отец принялся рассуждать:

— С одной стороны, дождь — это хорошо, его уже недели две не было, жара надоела. А с другой стороны, в дороге дождь — это плохо, видимость плохая, шоссе скользкое.

Водители нервничали, сигналили, высовываясь из окошек, кричали друг на друга. Даже «скорая», мчавшаяся с сиреной и включёнными мигалками, была вынуждена въехать на тротуар, объезжая застывший поток машин.

Наконец поток медленно двинулся по серому асфальту. Деревья вдоль дороги замерли, даже листья не дрожали. В салоне стало душно. Пётр почувствовал, что ему хочется пить.

Пётр облизал пересохшие губы. На лобовое стекло упало несколько крупных капель дождя, они прочертили по стеклу косые блестящие линии.

— Вот и дождик начинается.

А над горизонтом изломанные стрелы молний раздирали почти лежащие на земле тёмно-синие тучи. А вот раскатов грома не было слышно. Капли перестали падать.

— Сухая гроза, что ли? — сказал отец.

— Что это такое — сухая гроза?

— Это когда без дождя, а только молнии.

— Это опасно?

— Нет! — сказал отец.

— Пить хочется.

— За поворотом, под деревьями, будет киоск.