Ларин Петр и фабрика волшебства

— Бублики, горячие бублики. С пылу, с жару, — раздалось за спиной у Петра.

Мальчишка с лотком вновь вернулся на площадь. Бублики так вкусно пахли, что Ларин облизнул губы. В кармане джинсов звенело немного мелочи.

— Сколько стоит один бублик? — спросил Пётр.

Разносчик сдобы промолчал, словно не услышал, словно не к нему обращались. Ларин положил на лоток две пятирублёвые монетки и взял горячий, похрустывающий в пальцах бублик. Мальчишка-разносчик тут же выпучил глаза от удивления и перекрестился.

— Ты чего? — Ларин поднёс бублик ко рту и откусил кусочек.

Разносчик бросился бежать, выкрикивая на ходу:

— Бублик… бублик улетел.

Строгий господин в плаще не по погоде и в чёрном лоснящемся цилиндре прижался к стене, пропуская Ларина, он как заворожённый, не отрываясь, смотрел на бублик. Белые лайковые перчатки выпали из его ладони прямо в лужу. Пётр нагнулся, поднял их и протянул господину:

— Возьмите.

С перчаток капала вода — прямо на сапоги замершему в оцепенении жителю странного города.

— Ладно, — пожал плечами Пётр и положил мокрые перчатки на карниз дома.

Господин, стоявший у стены, боязливо протянул руку к перчаткам, отдёрнул пальцы, словно обжёгся, и стремительно побежал прочь. Его плащ развевался, лоснящийся цилиндр покатился по брусчатке и тут же угодил под колёса экипажа. Ларин почувствовал себя неуютно.

«И чего они все меня боятся? Неужели я такой страшный», — подумал он.

Но нет. Осмотрев своё отражение в стекле витрины лавки, Пётр не заметил ничего особенного — такой, как всегда.

Улица вывела его на набережную большой реки. Каменный сфинкс лежал на гранитном постаменте у самой воды.

«Да это же Питер! — догадался мальчик. — Вон и шпиль Петропавловки. Только очень уж странный этот Питер, какой-то ненастоящий».

На набережной, на дощатом помосте, украшенном гирляндами из цветов, играл духовой оркестр. Медь труб сверкала. Тут же стояли столики, укрытые белоснежными скатертями. За ними расположились нарядные дамы и господа. Сновали официанты.

«Прямо как на картинке, — восхитился Пётр, — и играют музыканты здорово».

Музыка манила. Пётр подошёл к перилам и стал рассматривать публику. Ближе всех к нему сидел дородный господин с бородкой клинышком, в левом глазу у него поблёскивал монокль. Мужчина держал в руках газету. В пухлых губах дымилась сигара. И тут на помосте появились две дамы, очень уж необычные — даже для этого города. На обеих черные зеркальные очки, с длинными бумажными носами. Один нос был выкрашен в ярко-красный цвет, другой в черный.

— Как клюв у аиста, — прошептал Ларин.

Дам никто не замечал, они шли, лавируя между столиками, хихикали, то и дело толкались. Остановились возле ничего не подозревавшего официанта, когда тот только собрался подлить сливки в кофе напудренной даме. Черноносая дама толкнула официанта под локоть, и сливки, вместо того чтобы попасть в чашку, пролились на шёлковое платье. Дама ойкнула. Официант принялся извиняться. Появился хозяин заведения — строгий, с каменным лицом — и тут же прогнал «неловкого» официанта.

Черноносая с красноносой ударили друг друга в ладони и захихикали пуще прежнего.

— Кого бы ещё сделать? — красноносая обвела взглядом террасу.

— Вон он! — хихикнула черноносая и показала пальцем на господина, занятого чтением газеты.

Вредные дамы обошли его столик с двух сторон и уселись на свободные стулья. Рядом с пепельницей лежал большой коробок спичек. «Шведские спички» — гордо значилось на этикетке. Одна из вредин приложила палец к губам, вторая завладела спичками, чиркнула прямо о пепельницу. Спичка вспыхнула ярко, как лампочка. Нижний край газеты заполыхал. Мужчина подбросил газету и в ужасе завизжал. Горящая газета упала на скатерть. Дым, шум, гам… музыка смолкла.

Вредные дамы отошли к перилам и любовались результатом своих проделок.

— Жаль, что он усы не обжёг, — проговорила красноносая.

— Надо было скатерть поджечь. Вот попрыгал бы! — черноносая протяжно вздохнула. — Давай ещё что-нибудь весёленькое устроим. Скучно мне, а возвращаться не хочется.

— Давай музыкантам ноты поменяем.

— Было уже. Когда оркестр на балу вместо мазурки похоронный реквием грянул, я чуть не ухохоталась… — черноносая обернулась, глянула через плечо. — Подружка, чего это мальчишка на нас пялится. Словно нас видит. А?

Красноносая тоже уставилась на Ларина и неожиданно показала ему фигу — длинную и обидную. Мальчишка даже вздрогнул.

— Видит. Он нас видит, — не то с восхищением, не то с возмущением воскликнула черноносая вредина.

— Конечно, вижу. Вы чего такие вредные? — спросил Пётр шёпотом.

— Говори громче. Всё равно они нас не слышат. Ты откуда здесь взялся? — гаркнула красноносая дама.

— И не стыдно вам гадости делать людям?

— Можно подумать, ты гадости не делаешь, — захихикала черноносая. — Мы-то про тебя ой как много знаем.

— Ничего вы не знаете. Нельзя вредничать.

— Это так весело. Дети всегда гадости делают. Вот только взрослые им мешают. Присоединяйся. Повеселимся. Оттянемся по полной…

— Мне мама говорила… — начал Пётр.

— Ой, ой, ой… Можешь не рассказывать. Нет у тебя мамы. Врун.

— Есть.

— Ну и где она?