Ларин Петр и машина времени

— Сегодня, — уточнил Пётр. — Иначе обстоятельства могут сегодня свести её после бала с Русланом Зайченко. — Он не стал уточнять, что ехидно-насмешливое отношение нынешнего Зайченко из его времени к тёте Эльзе даёт ему основания полагать, что, кажется, судьба лишь на миллиметр в прошлом разъединила жизненные линии Зайченко и тёти Эльзы. И как знать, не проляжет ли сегодня этот миллиметр с другой стороны, приблизив тётю Эльзу к Руслану Зайченко и трагически отодвинув её от Георгия Спасакукоцкого.

— Они должны встретиться, у них должна завязаться взаимная симпатия. Мы должны им организовать свидание, — не унимался Ситников.

— Как? Похоже, что у вас в семьдесят седьмом свидания организовываются не совсем так, как у нас в две тысячи втором. — Пётр умолчал о том, как поразила его и нелепая школьная форма с чёрными передничками девчонок, и идиотское заигрывание мальчишек, выражающееся в плоских шутках и дурацких шлепках, за которым, впрочем, проглядывало знакомое Петру по нравам собственной школы подростковое смущение.

— А бал? Они должны быть вместе на этом балу, раз ты уверен, что только с него могут завязаться их отношения! Он, в конце концов, случайно может начать с ней разговор, поговорить об общих интересах. Они же твои дядя и тётя, ты должен знать, что они обычно делают вместе и о чём говорят друг с другом. Не может быть, чтобы за двадцать пять лет они так уж изменились. Ну-ка, какие у них общие интересы?

Пётр остановился и выразительно посмотрел на Ситникова:

— Никаких!

— Да, ничего в мире не меняется, — протяжно вздохнув, ответил Ситников, определённо имея в виду не тётю Эльзу и дядю Жоржа. — Во всяком случае, люди не меняются никогда, и эпохи тут ни при чём. Остаётся надеяться только на этот вечерний бал и на то, что они просто увлекутся друг другом. А потом просто поженятся, ни на секунду не задумываясь, действительно ли это им надо.

Пётр подошёл к красочному рисованному плакату на доске объявлений. Плакат закрывал собой всю доску. В уголке его была изображена, очевидно рукой начинающего школьного художника, довольно сюрреалистичная набережная Невы с наполовину разведёнными мостами. «Пока не разведены мосты», — вспомнил Пётр название бала, даже не посмотрев на текст, размещённый на плакате.

— Ох, но ведь должен же сегодня этот зануда каким-то образом её поцеловать!

— Должен — значит, поцелует, — философски заметил инженер-химик. — Главное, ему это объяснить. Не отставай от своего нелепого дяди ни на шаг.

…Вместе они дождались следующего перерыва. Наступил обеденный час, у младших школьников уроки завершились, и в школе остались лишь ребята постарше. Общий для двух выпускных классов урок физкультуры планировался, похоже, на улице. Физрук в провисшем синем тренировочном костюме подтягивал и укреплял волейбольную сетку. Ему помогал Зайченко и ещё двое рослых подростков.

Георгий Спасакукоцкий был единственным, кто не направился к раздевалке, отделившись от двух стаек парней и девчонок. Он покрутился в вестибюле, внимательно изучил доску объявлений, заглянул в буфет в надежде непонятно кого или что там увидеть, затем направился в школьный двор. Пётр успел догадаться, что физкультура значилась на сегодня последним уроком, и испугался, что Спасакукоцкий (судя по толщине очков, как пояснил ему Ситников, он был от занятий физкультурой, несомненно, освобождён) сейчас направится домой. Это означало, что Петру предстоит увязаться за ним и по дороге попробовать всё же уговорить перейти к решительным действиям относительно Эльзы, но это одновременно значило, что придётся выпустить из-под контроля саму Эльзу Капитанову и Руслана Зайченко, которые, как заметил Пётр, вовсе не были такими уж недоброжелателями. Зайченко то и дело поддевал Эльзу громкими шуточками, а та, несмотря на своё старание хранить серьёзную и даже обиженную мину, то и дело разражалась звонким хохотом. Определённо, у теперешнего Руслана Зайченко были основания считать себя неправедно обойдённым… Всё шло к тому, что сегодня эта история могла оказаться переписанной заново.

Однако Спасакукоцкий домой вовсе не спешил. Он уселся на турник возле стадиона, вдоль которого физрук выстроил оба класса, усевшись перед ними на стульчике с журналом в руках. Из потрёпанного портфеля появилась на этот раз не книжка Стивенсона, а толстая бухгалтерская тетрадь, в которой Спасакукоцкий принялся что-то энергично писать. Иногда он перелистывал несколько страниц назад и решительно что-то вычёркивал.

Пётр уселся рядом с ним.

— Смотри, Эльза. В шортиках даже и ничего. Хотя в платье тоже. — Пётр подумал, что такая фривольная тирада настроит Спасакукоцкого на более раскованный лад.

Спасакукоцкий удивлённо на него покосился:

— А тебе что, козявка?

— Сам козявка, — беззлобно парировал Пётр. Он старался завязать непринуждённый разговор. — А чего ты домой не идёшь?

— А у нас ещё это… заседание.

— Какое заседание?

— Нашего общества любителей фантастики и приключенческой литературы. Ты что, не из нашей школы, что ли?

— Вы что, книжки там обсуждаете, что ли?

— Ну да, и свои тоже… рассказы.