Пётр с завистью уставился на стайку мальчишек в банданах, проносившихся на скейтах мимо школьной ограды. Это были мальчишки отнюдь не из школы номер семь.
Соня Туманова повернула голову Петра к себе.
— Послушай меня, — настойчиво продолжила она. — У тебя сегодня просто несколько неприятностей в один день. Так бывает у всех. Даже нечестно, что ты придаёшь этому такое значение.
Ларин Пётр махнул рукой.
— Ну хорошо, а если и дальше вот так не будет ничего получаться? Сейчас у меня если что-то и получается, то это всегда случайно, как будто кто-то хочет сделать мне приятный сюрприз. Но ведь не всегда я смогу жить на одном везении. Приключения когда-нибудь заканчиваются, а у меня если что и получается, то это не то, что они все называют успехом на каждый день, — Пётр взъерошил себе волосы и расстроенно добавил: — Вот я уже думать стал, как мой отец. Или, того хуже, как мой дядя.
— Ну и что? — возразила Соня, правда без особого энтузиазма. — Отец у тебя замечательный. И дядя тоже хороший человек, просто он…
Мимо парковой ограды, обдав Петра и Соню бензиновым смрадом, прогрохотал грузовик. В кузове его стоял великолепный серебристый «Рено» — приз, который должен был разыгрываться вечером на шоу в пригородном казино. Грузовик доковылял до заправки и замер.
Пётр проводил его глазами и сказал:
— Конечно, Соня, я могу прямо сейчас наколдовать нам такую же машину! Ну хоть сейчас. И мы немедленно отправимся к озеру, возьмем у Ситникова спальные мешки. — Подражая взрослым, он обнял девочку за плечи и притянул её к себе. — Мы будем лежать под чистым небом, и никаких тебе уроков, никакого Егора Васильевича.
Соня облегчённо рассмеялась и в шутку дёрнула его за ухо:
— Перестаньте, Ларин Пётр. Кстати, твоя тётя знает про наши планы на послезавтра?
Пётр пожал плечами, сразу вспомнив, что уже спустя несколько часов наступит «родительское время» и к школе начнут съезжаться автомобили родителей юных волшебников, с нетерпением ждущих минуты, когда своих необычных чад можно будет увезти на семейные уикенды. С некоторым раздражением Пётр представил, что среди них будет и облупленная «авдю-ха» его дяди. Точнее, номинального дяди, который практически не интересовался племянником до исчезновения его родителей и до того, как его супруга, тётя Эльза, вменила себе исполнять родительский долг по отношению к Ларину Петру. Впрочем, не интересовался дядя не только Петром. Похоже, он не интересовался вообще ничем на свете.
— Ну, я сказал ей, что часть нашего класса собирается послезавтра в поход, — он поморщился. — Ты не понимаешь, Софа, она не такая, как все, она в обморок хлопнется, если я скажу, что в поход мы пойдём вдвоём, к тому же поедем какими-то электричками. Будет кричать, что в её возрасте девочки даже не заговаривали на переменках с мальчиками, а мальчишки не позволяли себе ничего, кроме того, что тягали девочек за волосы да подкладывали им на школьные сиденья кнопки… Ну ты знаешь.
— Тётя Эльза желает тебе добра, бедный мой мальчик, — умильным голосом сказала Соня, продемонстрировав свои поразительные способности изобразить до мельчайшего оттенка голос любого человека или даже птицы.
— Что-то не много добра она мне пока нажелала, — съязвил Ларин Пётр.
Он придвинулся ближе к Соне и приобнял её за плечи. И тут же над ухом раздался странный металлический звон, которому сразу же с недюжинной радостью проаккомпанировал заскучавший Свисток. Пётр резко обернулся в сторону парковой ограды и увидел пожилую женщину в бумажном колпаке, которая больше походила на огородное пугало, нежели на одно из привидений имения графа Разумовского, перепутавшее день и ночь и не вовремя выползшее на солнечный свет. «Спасём старинную водокачку», — было выведено на колпаке.
Пётр удивлённо уставился на нее.
— Пожертвования на ремонт Царскосельской водокачки, — сказала женщина, потряхивая банкой, в которой звенела мелочь.
— А что с ней такое? — вежливым голосом спросила Соня, больше озабоченная тем, что её застали обнимающейся с мальчишкой.
— Мэр Ярошенко считает, что во время реставрации части парка её нужно снести и заменить новой скульптурной композицией, а мы, общество охраны российских памятников, начали сбор подписей и пожертвований в защиту водокачки.
Желая немного попугать «огородное пугало», Ларин Пётр неспешно придвинул к себе толстый раздвоенный сучок, напоминающий по форме рогатку, затем протянул руку к Свистку, который даже зажмурился от предвкушения возможности послужить хозяину, а заодно и удивить неожиданного зрителя. Свисток мгновенно вытянулся в трубочку, закрыл маленькие нахальные глазки и стал тем, чем был изначально, — маленьким карманным свистком. Пётр поднёс его к губам, вывел несколько трелей, и на месте рогатки очутился приличный морской бинокль. Пётр картинно поднёс его к глазам и нацелил на ту самую водокачку, очертания которой едва угадывались сквозь ветви густых деревьев в противоположном конце парка.
— Это часть нашей истории! — с гордостью продолжила энтузиастка, явно собираясь пересказать «благовоспитанным детям» всю историю старой развалины.