Ларёк

Отчего все тетушки считали Илью интеллигентным мальчиком, я понять не могу до сих пор: интеллигентного в Илье были лишь внешность — худоба придавала ему вид студента, многодневная щетина — вид студента обаятельного, аккуратно постриженная и аккуратно же взлохмаченная шевелюра намекала на одухотворенность, а серые, еврейского разреза глаза, в глубине которых притаился денежный голод, который покупательницы принимали за поволоку мечтательности, казалось, смотрели прямо в душу. Его же душа, в которую он старался никого не пускать, состояла из трех равнозначных частей: денег, водки и женщин. Всему остальному места в ней не находилось. А может, я ошибаюсь, он был меломаном, и это тоже составляло какую-то часть его жизни: музыку он слушал всегда — утром и вечером, трезвый и пьяный, уставший и бодрый, он засыпал в наушниках, чем очень меня раздражал, он просыпался в наушниках, наушниками он отгораживался от наших ссор. Он любовно перекладывал с места на место кассеты и катушки с записями, составлял каталоги, что-то все время переписывал, покупал, обменивал, и слушал, слушал, слушал… Он покупал колонки, магнитофоны и магнитофончики, плееры и аудиосистемы. Через какое-то время я поняла, что ненавижу всю музыку без исключения — рок и попсу, инструменталку и джаз, классику и техно. К этому времени я уже стала догадываться, что из себя представляет его душа, и начала понимать, что, по меткому выражению Бернарда Шоу мы представляем собой классическую семью, в которой «один из супругов тянет на юг, а второй на север, в результате оба сворачивают на восток, хотя на дух не переносят восточного ветра». Осознание того, что наш брак ни к чему хорошему не приведет, почему-то не подстегивал к действиям, наоборот, я словно начала погружаться в какую-то тягучую трясину пассивного наблюдения за нами со стороны. Я и так не отличалась большой активностью в обустройстве собственной жизни — обычно она как-то потихоньку обстраивалась сама, а тут я и вовсе выпустила вожжи управления из рук и жила по принципу будь что будет. Не очень понимая, что происходит вокруг меня, но изо всех сил стараясь как-то отстраниться от происходящего, я стала спать. Я спала долго и с наслаждением, меня невозможно было разбудить никакими способами, не действовало абсолютно ничего, даже сладкие обещания Ильи купить мне что-нибудь на китайском рынке. Я точно знала, что на что-нибудь хорошее у нас либо не хватит денег, либо это хорошее окажется не моего размера, что тоже мало утешает. Поэтому, не отрывая головы от подушки, я махала Илье рукой, отказываясь просыпаться, чем, наверное, вызывала у него полное недоумение — по его мнению, женщина просто должна, обязана бегать по магазинам в поисках обновок. Сам он отличался необыкновенной активностью — вставал рано, пропадал где-то весь день, иногда не ночевал дома, возвращался явно с похмелья. Я не возражала — время, когда мне нравилось веселиться вместе с ним, ушло безвозвратно. Его «веселье» почему-то каждый раз заканчивалось скандалом — то он умолял меня пойти вместе с ним в ванную и перерезать вены, то пытался выкинуться из окна, то начинал задирать официанток в кафе и забрызгивал их из газового баллончика. Особенно меня поразил один случай. Мы возвращались от Аленки Ивановой, моей закадычной подруги. Насколько я помню, пирушка закончилась как обычно — скандалом. Слава Богу, скандал на этот раз произошел не в нашем семействе — к Аленке в гости пришла сводная сестра Анжелика с мужем Игорем. Игорь, так же как и Илья, оказался неспокойным пьяницей: перепив, вместо того, чтобы спокойно лечь спать, он двинул жену в зубы. За Анжелику вступился Аленкин муж Сергей — сильный деревенский парень, который обычно отличался поистине олимпийским спокойствием. Он скрутил ревнивца и оттащил его буквально за шиворот домой. Илья в это время заперся в ванной и делал вид, что режет вены. Я периодически стучала в дверь, а Аленка, сидя в кресле, курила и укоризненно качала головой.

— Да не стучи ты… Ему ведь это и нужно, чтобы все обращали на него внимание. Он делает это специально. Перестань стучать, и он сам выйдет оттуда.

Илья в самом деле скоро вышел. По-идиотски улыбаясь, он продемонстрировал свою руку: на ней лезвием было вырезано мое имя: Лиана.

— Ты знаешь, — заговорщицки сообщил он мне шепотом, — сперва я хотел было вырезать Аленкино имя, но потом решил, что это будет глупо.

Я пожала плечами. Что взять с придурка?

Время было заполночь, чтобы добраться из микрорайонов до города, пришлось тормознуть тачку, новенькую иномарку. В тачке сидели двое парней нашего возраста. Они с пониманием переглянулись, и один из них весело подмигнул мне.

— С гулянки?

— Ну да… — ответила я.

— Завидую! — хохотнул второй, двусмысленно посмотрев на нас.

Я поежилась. Илья широко улыбался, демонстрируя дружелюбие. Когда мы доехали, он душевно распрощался с парнями, щедро заплатил, а когда иномарка отъехала, вдруг премерзко захихикал.

— Я им сиденье порезал! — заявил он мне, доставая из кармана и демонстрируя выкидуху.