Лариса

— Очень уж мягко беседовали вы здесь со своей бригадой, — сказал начальник цеха и сделал паузу, словно давая девушкам возможность хорошенько подготовиться к строгости и требовательности, которые предъявит он. — Процент брака, берущий начало здесь, в вашей бригаде, требует не бесед по душам, а конкретных мер, действий. Либеральничаете вы, Ольга Николаевна. Пораспускали своих работниц. Уже и по ангренажу брак идет, видят, что с плохими работницами нянчатся, и сами начинают подлениваться. Вы себе как хотите, а я ставлю перед дирекцией вопрос об увольнении Горбач. Хватит. Не маленькая, не ребенок, я к ней в няньки не нанимался.

Тут он добрался и до других, пошел распекать. Вроде бы примеры приводил те же, что и Ольга Николаевна, но в устах начальника цеха они казались девушкам намного мрачнее.

— И с дисциплиной у вас никуда не годится. Разговорчики за конвейером не стихают весь день. Баранова вечно сидит как на иголках.

Услышав свою фамилию, Валя вскинула на Игоря Борисовича взгляд, словно не понимая, в чем ее обвиняют.

— Почему, например, ваша ученица — как ее фамилия, ну, та, что с Воложиной работает, — Игорь Борисович поискал глазами Зою.

— Булат, — подсказал кто-то.

— Правильно, Булат. Почему она вчера не была на субботнике? Не успела на завод прийти, а уже образцы дисциплины показывает. И вообще эта ученица пока мне не нравится. Работа у нее в руках не горит и не гаснет. Она больше на собственные часы посматривает, чем на инструмент. А Реня от вас, Ольга Николаевна, учится либеральничать. Хотел Булат на другую операцию поставить, говорит — не надо. Я ее научу. Я, конечно, мог и не спрашивать у Воложиной разрешения, переставить и все, пока что еще я — начальник цеха. Но подожду, посмотрю, что дальше с этой Булат будет. Чтоб не получилась только еще одна Горбач.

Зоя чувствовала, что все девушки смотрят на нее, и не знала, куда деваться от стыда. Ее сравнивали с Инной Горбач, с той Инной, над которой в душе сама Зоя смеялась. Неужели и она такая? Неужели и ей придется привыкать к тому вечному стыду, к которому, наверно, привыкла Инна? Но только Зоя не хочет привыкать, не станет. Она и без этой работы может обойтись. Слепни здесь целый день, сиди до боли в спине и тебя же еще ругают!

Зоя вспомнила, как радовалась она когда-то, что будет работать на часовом заводе, будет взрослым, самостоятельным человеком, сама зарабатывать деньги. Так вот, оказывается, какая она, эта работа, вот как зарабатывают деньги. Здесь, оказывается, больше неприятностей, чем радостей. И Зоины глаза становятся похожими на два переполненных озерца. Она прячет их, чтоб не увидели девушки, чтоб не увидел Игорь Борисович.

Назавтра Зоя не явилась на свое место за конвейером.

— Может, заболела? — забеспокоилась Реня.

— Надо будет навестить барышню, — сказала Валя.

А Зоя в это время сидела в приемной директора с заявлением, написанным на листке из тетради в клеточку. Она то складывала листок, то снова разворачивала, дожидаясь, пока освободится директор. Дверь в его кабинет то открывалась, то закрывалась, и Зоя ждала, пока кончатся эти визиты.

Вчера после собрания она пришла домой мрачнее тучи. Разделась и тут же легла на диван лицом к стене. Антонина Ивановна всполошилась.

— Что с тобой, доченька? Что случилось?

Зоя расплакалась.

Мать гладила ее плечи, волосы, утешала, как маленькую.

— Ну что такое, расскажи, — чуть не плакала и Антонина Ивановна.

Размазывая слезы ладонями, Зоя стала рассказывать, какой зверь у них начальник цеха, как придирается к ней, как хотел перевести на другую операцию, обозвал барышней, а сегодня на собрании при всех набросился на нее, сказал, что ничего из нее не получится.

— И что это за начальник такой! — возмущалась Антонина Ивановна. — Как это он может так говорить о человеке? В газету бы про него написать.

— Очень он испугается твоей газеты, он же уверен, что прав.

Антонина Ивановна задумалась, вздохнула.

— Так бросай ты эту работу, доченька. Нечего тебе из-за нее здоровье губить, — твердо сказала она.

Зоя уже только всхлипывала. С какой радостью она ухватилась бы за материнские слова, пусть бы еще раз повторила! И Антонина Ивановна словно услышала ее мысли.

— Я давно говорила, чтобы ты бросала этот завод. Тогда не послушалась, а теперь вот плачешь.

— Я бы послушалась, но папа был против, — направляясь к умывальнику, сказала Зоя.

— Ну, уж теперь я сама буду с ним говорить, — успокоила ее мать.

Зоя умылась, причесалась. Антонина Ивановна расставила перед нею тарелки.

— А папа где? — спросила Зоя.

— Пошел в библиотеку, скоро вернется, — ответила Антонина Ивановна. — А ты завтра же отнеси заявление. Другую работу найдем. Не хочу я больше твоих слез видеть!