Лариса

— Раздевайся, раздевайся, — тащила ее Валя за рукав. — Ну, у нас тут вообще… Ты же ничего не знаешь… Дурочка, почему бросила завод?

Сели на диван. Зоя все оглядывалась. Хотя и появилась здесь четвертая кровать, в комнате, как и раньше, было уютно, чисто и пахло антоновкой. Валя стала выкладывать новости.

— Началось все с того собрания, помнишь? Тогда еще Инку Ольга Николаевна и начальник цеха песочили. С того собрания за нее и взялись. Сам директор вызывал к себе. И что ты думаешь выяснилось? Оказывается, все мы были виноваты, никто даже не поинтересовался, как она живет. А как пошли к ней домой, сразу стало понятно. У нее не отец, а отчим, да такой пьяница! И мамочка тоже хороша, вместе с отчимом пьют. Соседи нам много чего про них рассказали. Отчим с мамашей Инкиной все деньги у нее отбирали, били еще, по целым ночам пьют да гуляют, Инка спать не может. Они и ее заставляли с ними пить… Одним словом, решили Инку устроить в общежитие. А мы взяли в свою комнату. Она так обрадовалась! Теперь, ты знаешь, совсем другой человек. Правда, мы ее тут воспитываем. Сначала она, бывало, и постель не уберет, и посуду не вымоет, ну так мы, знаешь, деликатно, но строго… — И на работе она теперь совсем другая. Уже не спит у конвейера. Ой, а ты ж не знаешь, что у нас на работе делается! — всплеснула руками Валя. — Прислал нам Пензенский часовой вызов на соревнование. Игорь Борисович так прямо хохотать стал. «Куда им, — говорит, — пускай хоть брак перестанут выпускать, — передразнила Валя начальника цеха. — И зря, потому что в последнее время у нас брака почти нет… — Так вот, он говорит «куда им», а Ольга Николаевна говорит: «Им туда, куда и всем…» И что ты думаешь? Приняли мы вызов. И еще, у нас устанавливают автоматику. Это так интересно. Ты же знаешь, во всем мире сборка часов происходит вручную. Таких автоматов еще нигде не придумали, а у нас уже начинают устанавливать. Но тебе, может, все это не интересно? — спохватилась Валя.

— Что ты, — возразила Зоя, — рассказывай.

Ей и в самом деле было интересно. Она завидовала Вале. Вот, все у нее в порядке, никакого нет у нее горя, ей весело и жить интересно. Да и не только Вале, всем девчатам. Даже Инне Горбач сейчас завидовала Зоя. И живет и работает вместе с девчатами. Неужели одна она, Зоя, хуже всех?

— Я тебя сейчас яблоками угощу, — вскочила с дивана Валя.

Она подбежала к Любиной кровати, вытащила из-под нее ящик. Там в тонких белых стружках лежали большие желтые антоновки, Валя взяла несколько яблок и положила на стол.

— Бери, угощайся, — сказала она. — Это Любе родители из дому прислали, но у нас же здесь все общее… Ешь…

Зоя взяла большое желтое яблоко, обтерла ладошкой мелкую пыльцу от стружек, надкусила.

— А где Реня?

— Она сегодня в институте, — задвигая ящик обратно под кровать, ответила Валя. — Ты подумай, вот уже на третий курс переходит, а я такая глупая — и в медицинский не прошла, и на вечернее не захотела. А время так летит, сейчас и я бы уже на третий переходила. — Она снова села на диван, с хрустом надкусила яблоко. — На будущий год буду поступать. И Люба тоже. Обязательно, вот увидишь, — с полным ртом говорила она. — Ну, а ты как? Что-то похудела. — И, не дожидаясь ответа, снова заговорила. — А знаешь, к Женьке жена приезжала, беременная… Дней пять побыла и уехала, и он с ней, взял отпуск и уехал.

Говорила Валя об этом будто между прочим, будто ей и в голову не приходило, что Зою это может интересовать. Так, попутно с другими новостями. Она даже сделала вид, что не заметила, как покраснела Зоя. Ну, и Зоя притворилась, будто вся эта история с Жениной женой и его отпуском ее совершенно не касается.

— А как ты? Работаешь где-нибудь? — перевела Валя разговор на другое.

— Нет, нигде не работаю, — опустила Зоя глаза.

— Глупенькая, зачем же бросила завод? — с сожалением сказала Валя.

Возле дома Зою встретил Михаил Павлович.

— Где ты была, Зоенька, я давно тебя жду.

— Ждешь? Здесь? Что-нибудь случилось? — испугалась Зоя.

— Мама заболела. Приезжала «скорая».

— Мамочка! — бросилась в подъезд Зоя.

— Подожди, — придержал ее за руку отец. — Не ходи пока домой. Там с мамой тетя Маша, а мне с тобой надо поговорить.

— А что, что с мамой? — заплакала Зоя.

Михаил Павлович обнял дочь за плечи.

— Не плачь. Ничего страшного. Ты же знаешь ее сердце. Еще с войны больное. Доктор сказал, что придется с неделю полежать в больнице, анализы сделать, кардиаграмму… А тут… понимаешь…

Зоя ничего не понимала. Она не верила, что болезнь матери не опасна. Почему тогда отец так взволнован, зачем дожидался ее на улице?

— Послушай, дочка, что я тебе скажу, — обнял он Зою за плечи. — Хотел я все сделать сам. Хотел до времени не говорить вам ничего, но не могу больше выдержать, да и помощь мне твоя понадобиться… Вот, — Михаил Павлович вынул из кармана пальто синий конверт. — Видишь? Пойдем сюда, на скамейку.

Они сели прямо на снег, укрывавший скамейку.