Ларочка

— Я хочу сказать, что белорусы, они те же русские, только лучше. Добрее, толковее… Ни тени самостийной дури. Скорее Москва отделится от России, чем Белоруссия.

— Ты хочешь сказать, что мой муж… — Она сознательно усугубляла ситуацию.

— Так значит этот Перков тебе муж? — Желудок произнес этот вопрос настолько уничижительным тоном, что Лариса ослепла от ярости, надо было во что бы то ни было ответить!

— Не только муж, но и отец моего будущего ребенка!

Лариса свято верила в момент произнесения этих слов, что так оно и есть.

Леонид не сдержался, по молодости, из–за укола понятной мужской обиды. Лариса ему искренне нравилась, но у него ничего не вышло, а у этого … Перкова вышло, да еще и так далеко зашло.

— Хочу тебя обрадовать, ты замужем за идиотом!

— Мы пока не женаты.

— То есть как не женаты? Ты же сама говорила — муж. Впрочем, какое мне до всего этого дело?!

— Ты должен позвонить в «Понеманье» и Варивончику.

Леонид помотал головой, отгоняя страшный сон.

— Ты хоть понимаешь, куда ты пришла?!

Лариса усмехнулась.

— Я то, как раз, понимаю. А ты понимаешь, где работаешь? — Опять–таки Лариса сказала не совсем то, что было услышано. Она подразумевала, что отстаивать права советского человека, обязанность для всякого, кто оказался в здешних рядах. Леонид услышал какую–то смутную, и от этого очень неприятную угрозу. Ему стало понятно, что пугать эту дуру отчислением из университета, или исключением из комсомола за незаконную беременность, бесполезно, все равно все обернется против него.

— Давай пропуск.

— Зачем?

— Чтобы ты могла выйти отсюда.

— Ты меня выгоняешь?!

Леонид испугался, что она сейчас заявит, что никуда не уйдет, пока он не отдаст команду печатать Перкова. Он попытался обратиться к логике, мол, даже если бы он и хотел помочь, то не может, он работает не в том отделе, который ведает прессой и все такое.

— А в каком ты отделе?

— Ну, знаешь…

Лариса встала со стула.

— Хорошо, я уйду.

Остановилась у двери.

— Тебе наплевать на искусство, наплевать на моего мужа!

Это была чистейшая правда.

Она открыла дверь и уже стоя в проеме сказала.

— Но подумай, что будет с этим несчастным ребенком!

И исчезла.

Леонид вылетел следом. В предбаннике сидело человек пять, и все они видели его красное лицо.

Увидевшись с «мужем» сообщила, что все будет хорошо, и произойдет скоро.

— Все? — Спросил поэт со странным выражением голоса.

Да, уверенно подтвердила Лариса. И стихи пойдут в печать, и отец вот–вот смирится с переездом избранника дочери в их хорошую двухкомнатную квартиру по улице Карла Маркса.

— Ты удивительный человек Ларочка.

— Я знаю.

Капитан сдался.

Сразу вслед за Годунком. Тот дал «Мои пораженья», и слег с приступом геморроя, так что шокированному начальству сначала было даже не на кого обратить свое удивление.

Валерий Перков скрытно прокрался в здание пединститута, и долго стоял в сторонке пытаясь понять, какова реакция читающей публики на эту публикацию. У стенгазеты собралась толпа, но вела она себя странно. Читатели криво улыбались и пожимали плечами. Владимир Владимирович Либор, изучив текст, мрачно закурил, и куда–то заспешил. Это успех, или еще не успех, думал поэт.

— Ладно, — сказал капитан, — поехали.

Он, конечно, уже знал, где обретается «жених», и чувствовал себя осажденной крепостью, под которую подводят медленный, но неуклонный подкоп. В конце концов, каким бы куском дерьма не был будущий зять, Ларочка сделает из него человека. Будем считать, что ей виднее.

Выгнал из гаража свой «москвич», освободил багажник для пожитков поэта. Даже хорошо, что тот бросил сварочное дело, а то бы въехал к ним прямо со сварочным аппаратом, отвлекал себя таким незамысловатым юмором капитан.

— Сколько же ему лет?

— Двадцать шесть.

— А где служил?

— Па–апа!

— А вдруг теперь заберут?

Лариса рассмеялась.

— Кто его у меня заберет?! В крайнем случае, вернется опять в госпиталь на пару недель.

Въехали официально, через КПП, замедленно попетляв меж аккуратными сугробами сдали задом к дверям неврологического флигеля.

Сначала Лариса не поняла в чем дело. Первое, что бросилось в глаза — отсутствие печатной машинки на тумбочке у окна.

Потом она обратила внимание, что исчезли и все остальные вещи. Какое наглое ограбление! Что она скажет Валере, это ведь она поселила его здесь, и на что годна вся наша Советская Армия, если не смогла обеспечить сохранность имущества всего лишь одного несчастного поэта. Вообще, он знает об этом? А вдруг, это начальник госпиталя распорядился. Валера сказал ему какое–нибудь слишком откровенное слово, он ведь не умеет кривить душой, и вот результат!

— Папа!

Капитан обнял ее за плечи, успокаивая.

— Ничего, ничего, я его найду и ноги повыдергаю.

Тогда Лариса поняла, что тут произошло на самом деле. Сбежал! Это был сколь несообразно, столь и очевидно. «Невеста» села на кровать в состоянии полного окаменения. Ни разговаривать, ни даже плакать она была не способна.

Капитан осмотрел помещение.