Она развернулась и пошла обратно к общежитию. Сотрудник смотрел ей вслед, постепенно понимая, что значат ее последние слова. Губы его шевелились от бесшумных ругательств.
Вернувшись к себе она заглянула к Изабелле и увидела непривычную картину. Активистка и коммунистка стояла на полу на коленях и молилась маленькой гипсовой статуэтке, как потом выяснилось, Девы Марии. Молилась и просила, чтобы все было хорошо, то есть, чтобы задуманное преступление против человеческой природы, совершилось успешно.
Увидев Ларису, и догадавшись, что ничего не произошло, она вздохнула с явным облегчением и тихо сказала.
— Он будет жить, бляга муга.
15
Лариса опять развернулась и бежала от подруги, так же решительно, как от сотрудника. Весь день провела на факультете, в коридорах, в курилках, изнывая от нестерпимого желания — поделиться, вынести на общее обсуждение факт неприкрытого лесбийского извращенства в рядах советского студенчества. Это нестерпимое желание боролось в ней со страхом того, какую информацию о себе придется обнародовать, для инициирования подобного разговора. Выводя Изу на чистую воду, и самой придется на нее выйти. Плевать! Страх саморазоблачения отступал. Она все больше проникалась уверенностью, что какие бы помойные ведра ей не пришлось опрокидывать на окружающих, ее собственное оперение останется белоснежным. Единственное, что держало ее песню за горло, что ситуация не является ее частным несчастьем, а имеет и государственное измерение. До какой степени ей позволено обнажить политическую тайну родины, устанавливая личную истину?
И тут выяснилось, что она то созрела для самоочищения, а вот студенческая среда слишком консервативна, и не спешит ее поддержать. В одной копании Лариса в гуще общего разговора, сделала выпад против соседки–извращенки. Окружающие затихли, обратили на Ларису удивленные взоры. Одна девушка с маленьким бюстом, но твердым характером сказала
— Она же твоя подруга!
— Бывшая подруга. — Бросила Лариса, презрительно покидая компанию. Она поняла, что одним наскоком тут ничего не добиться, а есть ли силы на продолжительную кампанию?
За ней увязался парень по имени Дима (Дементий), старшекурсник, кружение которого на отдаленных орбитах вокруг солнца своей привлекательности она уже давно заметила. Молодой, но уже какой–то поживший на вид. Залысины, очки, маленький, жалкий подбородок, вечные пуловеры на рыхлой фигуре. Правда, рост под сто девяносто, но крохотные кисти рук, все время как будто в чем–то виноватые.
К Ларисе подъезжали, особенно на первых порах, и более перспективные парни, но в данный момент остался только Дима.
— Пошли в кино. — Сказал ему Лариса строго.
Они посмотрели «Романс о влюбленных», который видели каждый по отдельности и до этого. Но Ларисе нужно было не очищающего искусства, ей надо было подумать. Диме было надо просто посидеть рядом.
— Пойдем ко мне. — Сказала Лариса еще строже, когда они выходили из кино.
Прекрасная идея. Не надо баррикадироваться и вздрагивать во сне при мысли, что страшная иностранка подкрадывается к ее постели. Уложим Диму на соседкиной койке, а назавтра он еще поможет уложить вещи, и проводит на вокзал.
Все получилось так, как было задумано. Дима не раздеваясь (не велено) лежал, зажмурившись от счастья в темноте, и рассказывал, что на фанагорийском берегу после каждого приличного шторма можно прямо под ногами найти на пляже древнегреческую монету. Он, как водится, вываливал перед нею самое дорогое из закромов своей души, а Лариса прислушивалась к звукам за стеной, но там было тихо как в склепе.
Дима с удовольствием принял участие в процедуре сбора и отъезда, ему льстило, что он пользуется таким доверием Ларисы. Он вообще не вдумывался в смысл совершавшихся действий. Чемодан, вокзал, Белоруссия. И только когда Лариса махнула ему рукой из окна отходящего поезда, вдруг понял, что произошло. Он–то думал, что он за этими почти семейственными хлопотами сближаются с давным давно вожделенной девой, а они, оказывается, расставались. Ни адреса, ни вообще никакого намека на продолжение. Навсегда!
Налившиеся слезами очки Димы показались Ларисе на мгновение двумя серебряными монетами, кому там кладут пятаки на веки? Но она не успела додумать эту мысль, и вернулась к себе.
Всю дорогу она перебирала в уме известные ей способы избавления от беременности. После этой дикой истории с сумасшедшей революционеркой, поедавший ее изнутри плод нелепой провинциальной любви стал ей вдвойне отвратителен. Годился любой результативный способ избавления от него.
Москва готовилась той весной к олимпиаде, и об отъезде беременной девушки она не пожалела. Столица прихорашивалась и выметала вон лишних людей, рассыпая их веером на стокилометровом расстоянии от своих границ. Таким образом, ненужность Ларисиного ребенка, увеличивалась еще на целый порядок, он был лишним не только в жизни своей матери, но и в жизни Москвы.