Ларс фон Триер: Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом

Я решил найти молодую и относительно малоизвестную актрису, которая контрастировала бы с Николь и ее изображением Грейс. Поэтому мы обратились в различные агентства, которые лучше знают новых актеров. Эмили Уотсон для «Рассекая волны» я нашел в театре, до меня она практически не снималась в кино. Брайс же уже снялась в своей первой главной роли в фильме «Таинственный лес». Я тогда не смог его посмотреть, потому что он был незакончен. Но она приехала в Копенгаген, и мы отсняли с ней пару проб, которые меня окончательно убедили. Мне понравилась ее аура. Несмотря на ее молодость, в ней есть авторитет и решительность, необходимые для роли.

Но Николь Кидман готова была снова взяться за роль Грейс?

Да, у меня сложилось именно такое впечатление. Проблема состояла в том, что она подписала контракты на участие в других проектах, и они не позволяли ей этого. Тогда я подумал, что эту роль могут вообще сыграть три разные актрисы — тоже вариант. Еще одна возможность, над которой я думал, — что и Николь, и Брайс вместе будут играть в завершающей части трилогии, которая будет называться «Вашингтон». Я обдумывал вариант, что у Грейс может быть сестра. Как у маркиза де Сада — сестры Жюльетта и Жюстина. Вот это было бы забавно!

Кстати, на «Вашингтон» меня вдохновили оба романа де Сада — «Жюльетта» и «Жюстина». Когда-то давным-давно я вынашивал планы их экранизации, но, пожалуй, так получается куда интереснее. Ранее у меня был период увлечения Стриндбергом, теперь я обратился к маркизу де Саду. Обожаю такие завихрения! Так же как мне нравится мое фальшивое «фон». И мне нравится Стриндберг, который в периоды полного помешательства титуловал себя Rex — король.

Во многих твоих фильмах центральной фигурой является наивный идеалист, и в повествовании дилемма идеализма рассматривается достаточно критично. Зачастую этот идеалист становится орудием в руках зла и тех негативных сил, против которых он или она борются. Как ты считаешь, в современном обществе у идеалистов есть шансы?

Да, я в это верю. Мы живем среди полного хаоса, так что необходимо создать себе идеалы, чтобы выжить. Иначе жизнь стала бы невыносимой. С другой стороны, мы знаем, как трудно следовать своим идеалам среди той реальности, в которой мы находимся. Но я не вижу никакой альтернативы.

Грейс в «Мандерлее» переживает крах своих идеалистических, утопических идей по созданию равноправия на плантации, так же как и Лео в «Европе», который пытается взять на себя роль посредника в послевоенной Германии. Когда мы ранее говорили о том, как ты относишься к недостаткам этих идеалистов, ты сказал, что ирония стала твоим важнейшим оружием против их убогих попыток создать лучший мир.

Пожалуй, это скорее разновидность сарказма. В интервью с датским киноведом Петером Шепелерном я пришел к выводу, что в этих ситуациях скорее выступал в роли «занозы». Раздражать или насмехаться над кем-либо тоже можно конструктивно. Это детский способ относиться к чему-то, но способ более позитивный и осмысленный, чем просто ирония. Правда, что Грейс в своем идеализме напоминает Лео. С той разницей, что Лео только пытался творить добро, а Грейс реализует свой идеализм с оружием в руках.

В финальной сцене «Мандерлея» Грейс говорит черному бригадиру на плантации: «Все, что я делала, я делала из лучших побуждений». Ты слышал реакцию черных зрителей?

Нет, американская премьера еще только предстоит. Но я как раз недавно показал фильм двум темнокожим сотрудникам «Уорнер бразерс». Один из них счел, что фильм чудовищно однобокий и упрощенно показывает расовую проблему в США, — хотя то же самое можно сказать о большинстве американских коммерческих фильмов! А второй сказал, что фильм интересный из-за неоднозначной постановки вопроса. Но я совершенно убежден, что многие черные американцы очень негативно отреагируют на «Мандерлей».