Ларс III

Где-то в глубине подсознания я знал, что буду возвращаться в этот сон. Возвращаться на этот берег ночь за ночью, надеясь еще раз увидеть прекрасную русалку, которая показала мне этот дивный мир.

Я проснулся резко, рывком. Я задыхался, был дезориентирован и весь в поту. Сверху на меня смотрела пара обеспокоенных голубых глаз.

— Ты метался, — сказала Эса, ее голос был пронизан нежностью, — говорил о русалках.

Мне кажется я даже покраснел, вспомнив чувственные подробности сна.

Губы Эстрид изогнулись в странной улыбке.

Надеюсь, я ничем не выдал подробности своего сна.

— Я, наверное, был в бреду, — усмехнувшись, заметил я, — спасибо, что позаботилась обо мне, Эстрид.

— Кто-то должен был, — ответила она, заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо.

Интересный прилив нежности. Возможно, мне следует чаще получать травмы, чтобы видеть в тебе заботливую подругу, а не ворчливого солдафона. Последнее я видимо произнес вслух, так как девушка рассмеялась. Смех Эстрид был мягким и чем-то похож на смех русалок из сна.

Я непроизвольно рассмеялся странной ассоциации и этот звук превратился в болезненный кашель. Эстрид обеспокоено нахмурилась.

Кажется, я заболел. Отлично, только этого не хватало. Через час я уже дрожал, несмотря на огонь. Мой кашель эхом разнесся по маленькой хижине, а кожа горела лихорадкой. Эстрид накинула на меня все доступные одеяла, создав кокон тепла. Это не сильно помогало.

Обессилев, мои глаза закрылись от изнеможения. К сожалению, мне больше не снились те сны про русалок. Видимо, организм решил дать отдохнуть не только телу, но и сознанию.

* * *

Я пролежал пластом неделю. Охотничий домик превратился в комнату для больных. Я лежал в поту под горой мехов, с бледным и осунувшимся лицом. Лихорадка овладела меня, отняв у меня последние силы. Отвары и припарки мало утешали, и бесконечные дни тянулись один за другим, отмеченные лишь меняющимся светом, проникающим через окно. К счастью Эд контролировал процесс лечения. А Эса кудахтала вокруг меня словно наседка.

Военачальники приходили и уходили с выражением беспокойства на лицах. Они говорили приглушенным голосом, обсуждая вопросы военной кампании. Но их слова терялись для меня. Я то приходил в сознание, то терял его. Ему снились поля сражений и ревущие пожары, строгий взгляд отца Гостомысла и нежное прикосновение руки матери Руяны. А однажды вообще приснилось, будто в мою постель прокралась Эстрид и согревала меня своим телом. Я бредил.

Однажды утром он проснулся от ворчания Эда.

— Ей-богу, Ларс, ты похож на ощипанную курицу.

На моем лице расплылась улыбка, хотя она и была слабой.

— Метик, — прохрипел я.

— Ты наконец-то готов воссоединиться с живыми? Армия начинает беспокоиться, и я боюсь, что они просто ради забавы возьмут на штык ближайшее государство.

— Я… сильнее. Лихорадка спала.

— Хорошо, — сказал Эд, хлопая меня по плечу, возможно, слишком сердечно.

Тяжелейшая простуда внесла свои коррективы в мой поход.

После того, как Метик ушел, ко мне ввалилась Эса. Она держала в руках поднос с вкусно пахнущей едой. Мой желудок протяжно завыл от счастья под смех киевской княжны.

— Я слышу, как твой живот требует пожрать, — хмыкнула девушка.

— Он предатель, — улыбаясь буркнул я.

Эстрид разложила еду на стол, который придвинули к кровати. Пламя в печи хорошо грело небольшую хижину. Я выбрался из кучи одеял и улегся поудобнее.

— Слишком горячее, — фыркнула Эса на мой требовательный взгляд.

Она взяла миску с бульоном и стала его остужать. Она дула на поверхность супа и мешала его деревянной ложкой. Напомнило детство.

Запах куриного бульона с травами и легким чесночным ароматом приятно щекотал ноздри.

Воительница скосила глаза в мою сторону и снова фыркнула.

— У тебя уши сейчас треснут, — бросила она.

— С чего бы?

— Улыбаешься так, что челюсть не выдержит, треснут уши.

— Это я тренируюсь, чтобы больше еды влезло, — невозмутимо ответил я.

Эса закатила глаза на мое замечание, а потом остановилась. Кивнув своим мыслям, она начала есть мой бульон. Опешив от ее наглости, я первое время даже потерял дар речи. Эта лиса успела съесть половину моей миски, пока я сообразил захлопнуть рот и рвануть к ней, чтобы отвоевать остатки еды. Весело вскрикнув, девушка отбежала и отвернулась. Она смеялась и протянула миску с бульоном себе за спину.

Я схватил добычу и только потом сообразил, что лежал голый в постели. Буркнув что-то про вредность отдельно взятых особ, я спешно ретировался на кровать, под одеяло.

Девушка повернулась и сдерживая смешок подошла ко мне.

— Не подходи к моей еде, — строго прорычал я, отодвигая поднос подальше от нее.

Я схватил остатки бульона и придвинул к себе. Не услышав от подруги колкость, я бросил взгляд на нее. Ее брови были сосредоточенно нахмурены, губы поджаты. Она резко побледнела.

Внезапно рука Эсы легла на свою шею, ее глаза испуганно расширились.

— Эса, — я вскочил на ноги и бросился к девушке.

Воительница обмякла. Ее когда-то яркое лицо теперь было бледным и осунувшимся, а дыхание стало затрудненным.

— Яд… — выдавила она почти шепотом, — бульон…