Ларс III

И хотя по плану мои войска должны были отступить чуть позже, я отдал приказ на это маневр. Иначе через пару минут отступление могло превратиться в бегство.

Идея была дерзкая и рискованная. По лекалам самого Чингисхана.

Мои легионеры начали медленно отступать, как будто не выдерживая натиска римлян. Не думаю, что они сильно старались имитировать отступление, так как напор врага был существенный.

Легионеры, воодушевленные нашими действиями, устремились вперед, предвкушая скорую победу. Они не замечали, как земля под их ногами становилась все мягче, а вода — все глубже.

Болото! Слишком поздно они поняли, что попали в западню. Тяжелые доспехи тянули их вниз, мешая двигаться, превращая в беспомощных жертв. Страх начал охватывать их сердца, заменяя собой прежнюю уверенность.

В этот момент с фланга, покрытого туманом, с диким ревом выскочили воины Омуртага. Братья-болгары врубились в незащищенный бок римской армии. Болгары были легки и подвижны. Мои легионеры рубили завязших римлян, словно деревья, не встречая серьезного сопротивления. Их топоры и мечи, словно косы смерти, собирали кровавую жатву.

Я ждал момента ворваться в гущу сражения. Умка крутился рядом. Он несколько раз порывался в атаку. Мальчишка грезил лаврами доблестного воина. Когда мой оруженосец в очередной раз попросился в бой, отвлекая меня от сражения, мне пришлось отругать его.

Отчитывая Умку, я пытался донести до него, что цель воина не убивать врага, а не допустить самого сражения. А если уж ввязался в битву, то нужно знать, когда и куда ударить топором. А просьбы Умки отвлекают от этого. Обидевшись, мальчишка встал рядом с Агой. Посмотрев на грозного меня, он понял, что не всегда нужно трепать языком, моля отпустить его в бой. По крайней мере, я так понял посыл Умки, который вздохнул со словами:

— Ага умный, Ага — молчит.

— Ага, — раздалось от телохранителя, растянувшего щербатую улыбку.

Я усмехнулся их диалогу.

Кровь стучала в висках в такт с гулом битвы. В воздухе висела смесь запахов пота, крови и страха. Римляне, словно железная стена, напирали на нас.

Силы, как оказалось были неравны. Римляне, хоть и несли потери, неумолимо продвигались вперед. Я видел страх в глазах своих воинов, видел, как их силы иссякают. Фланговый удар немного отвлек основной напор врага и позволил передохнуть основному войску.

Сбросив плащ, я схватил свои верные топоры, тяжелые, но привычные, словно продолжение моих рук. С ревом я бросился в самую гущу битвы.

Вокруг меня все смешалось: звон стали, крики, стоны. Я рубил направо и налево. Топоры, словно живые, танцевали в моих руках, пробивая доспехи и щиты, рассекая плоть и кости. Я чувствовал, как горячая кровь брызжет мне в лицо, как земля под ногами становится скользкой от крови.

И я видел, как мои воины с новой силой бросились в атаку. Они рубили, кололи, били, не щадя ни себя, ни врага. И римский строй, прежде казавшийся нерушимым, начал давать трещины.

Я чувствовал, как усталость наваливается на меня, как силы покидают мое тело. Но я не мог остановиться.

И вот, наконец, римляне дрогнули. Римский полководец, понимая, что битва будет проиграна, пытался организовать отступление, но было уже поздно. Паника охватила легионеров, они бросали оружие и пытались спастись бегством, но болото засасывало их, превращая в беззащитные жертвы. Крики ужаса и мольбы о помощи разносились над полем боя, но их заглушали торжествующие крики моих воинов. Они успели изучить местность и довольно умело выбирали незаболоченные места. Да, не обошлось без небоевых потерь, так как не всегда в горячке боя легионеры могли выбрать верное направление для отступления.

Фланговый удар Омуртага переломил ход битвы. Гардарские легионеры отступили в противоположную сторону от подкрепления и, словно шатуны коленвала, вдавили нерасторопных римлян в болото.

К закату солнца битва была окончена. Болота Венеции стали могилой для римских легионов, а хитрость и смекалка гардарцев принесли великую победу. И эта победа открыла нам путь дальше на юг, к сердцу могущественного Рима. От врага осталась жалкая пара-тройка тысяч солдат.

Предводитель вражеской армии попал под пресс флангового удара болгар и был пленен. Это добило моральную составляющую вражеской армии. Победа была разгромной.

Наши потери, к моему удивлению, были более существенными, чем я предполагал. Мы потеряли больше двух с половиной тысяч легионеров и около тысячи болгарских войск. Еще три тысячи оказались в лазарете. К продолжению похода были готовы не более пятнадцати тысяч воинов.

Метик крутился в шатре-госпитале, словно белка в колесе. Ага флегматично поглядывал на поле сражения. Мне кажется, что он одобрял результат битвы. Мне же казалось, что можно было избежать таких больших потерь. Умка, довольный тем, что участвовал в битве, стоял и вычищал моих близнецов.

К нам подошел довольный Омуртаг. Мы направились с небольшой инспекцией по временному лагерю. Мы поддерживали и хвалили воинов. Особо отличившиеся позже получат медаль Сокола — единственную и наиважнейшую награду царства.