Лашарела

— Не надо, государь, не надо… — Иванэ гладил Лашу по плечу и говорил отечески ласково, но на лице его играла довольная улыбка. Доверься наставнику твоему и слуге, положись на меня, как твоя мать блаженная царица Тамар, положись на мою силу и преданность.

Двери распахнулись, и вошла Русудан в сопровождении Эгарслана и братьев Ахалцихели.

Атабек с торжествующей улыбкой взглянул на вошедших.

При виде царя, плачущего на груди атабека, Шалва остолбенел. Лицо его перекосилось. Он отвернулся и, тронув за рукав брата, увлек его за собой. Оба вышли.

— Чувствительное сердце у нашего государя, — сказал Шалва с горькой улыбкой, — всем он доверяет.

— Молод еще царь, войдет в года, станет мудрей, — отвечал Иванэ.

Шалве пришли на память случаи, когда Георгий поступал легкомысленно. Но беспечность юного царя казалась ему естественной. Ахалцихели считал, что со временем это пройдет и Георгий остепенится. Гораздо больше тревожила Шалву слабохарактерность венценосца, проявляемая им к тому же в самые ответственные моменты.

Упрямый и своенравный, Лаша иной раз совершенно падал духом, терял самообладание и мог искать помощи, просить прощения у самого врага.

Не раз Шалва задумывался над этим и, утрачивая доверие к царю, порой даже терял желание служить отечеству и трону.

«Не напрасны ли все старания и труды при столь безвольном государе?» — с горечью думал он иногда.

И теперь, при виде повелителя, плачущего на груди своего злейшего врага, Ахалцихели совсем пал духом.

С тяжелым сердцем покинул Шалва дворец.

Под вечер царь вызвал к себе Эгарслана и братьев Ахалцихели.

Лаша уже успокоился после утреннего потрясения, Шалву и Иванэ он принял так, будто только что узнал об их приезде, расцеловал обоих, осведомился о здоровье.

— Что привело сюда нашего отважного воина Иванэ и почему он покинул границу? — спросил царь.

— По твоему приказу явился, государь! — склонив голову, отвечал Иванэ.

Недоумение выразилось на лице Георгия. Он удивленно посмотрел на Шалву.

— Гандза отложилась от нас, государь, и мы стягиваем войска к Тбилиси, — почтительно пояснил тот.

— Ах да, я совсем было упустил это из виду, — смешался царь. Гандзийский атабек вдруг ни с того ни с сего отказался платить нам дань.

— Он видит нашу слабость, государь! — заметил Шалва.

— Слабость? — удивился Георгий.

— Да, именно слабость, — подтвердил Шалва. — Давно уже сабли наши ржавеют в ножнах, войско грузинское бездействует, предается праздности и неге.

— Знаю я, знаю, да и тебе известны мои намерения, Шалва! — начал царь. — Тебе известно и то, что нынешних наших войск мало для того, чтобы сделать все, что нам нужно. Вот почему я и решил вызвать кипчаков.

— Кипчакские воины теперь у гандзийского атабека, потому и осмелел он и дань не платит поэтому.

— Я знаю, что кипчаки служат теперь Гандзе. С таким трудом заполученное нами войско мои недоброжелатели отдали в руки врагу!

— Но ты, государь, ты ведь знаешь, как это произошло, — сказал Ахалцихели.

— Знаю, все знаю… Враги мои воспользовались моей болезнью, но рано еще веселиться недругам царя и рода Багратионов! — Георгий гневно сверкнул глазами. — Я еще повергну ниц всех врагов и возвеличу царство. Сколько было врагов у моего прадеда, великого Давида Строителя, и в самой Грузии, и за ее пределами, но он сумел разумом своим и мощью подчинить всю Грузию и развеять в прах врагов своих! А я, сын великой Тамар, полновластный правитель семи грузинских княжеств. Так не будем же падать духом и причитать, как женщины.

Шалва с изумлением смотрел на охваченного гневом царя. Ему не верилось, что всего несколько часов назад этот человек лил слезы перед тем, кто разрушил его самые сокровенные замыслы, помешал осуществлению его мудрого плана.

— Слушайте мое решение, — продолжал Георгий, — чтобы наказать Гандзу, а заодно заставить потрудиться и вас, военачальников, мы начинаем войну и победим врагов наших, дадим им такой урок, что навсегда отобьем охоту шутить с нами.

Шалва решил, что в эту минуту, когда в душе царя проснулась вера в собственные силы и самолюбие заговорило в нем, удобнее всего открыться ему в своих сомнениях.

Сначала он осторожно намекнул, что перед походом не мешало бы обеспечить безопасность царской персоны при дворе. Потом он рассказал все, что знал об обстоятельствах, связанных с событиями в саду шейха Фаиза.

Царь слушал с напряженным вниманием.

Шалва пересказал то, что в разное время сообщали мандатури, участвовавшие в облаве и так неожиданно после исчезнувшие, и наконец сообщил о загадочном бегстве из дворца мандатуртухуцеси и о не менее загадочной его смерти.

Подозрения Эгарслана и Шалвы казались достаточно обоснованными, и червь сомнения зашевелился в сердце Георгия. Многое предстало перед ним в новом свете, хотя многое еще оставалось неясным.

В ту ночь царь спал плохо. Он пытался разобраться в сложных переплетениях интриги и тщетно старался выбраться из сетей сомнений и подозрений.

Почему атабек не предупредил царя, как только узнал о намерении злодеев? В его распоряжении была для этого целая ночь и весь следующий день.