Ласковые игры

– А чего такого? – спокойно отмахнулась Ханна. – Думать надо прежде всего о себе и о собственном будущем. Все остальные – расходный материал, топливо для моего костра. Хотя тебе, домохозяйке-овуляшке, этого не понять. Курица, что с тебя взять? Так что лучше заткнись и помалкивай!

Шахерезада замолчала. Жестокая циничность сказанных Ханной слов выжгла ее изнутри, лишила возможности говорить и думать. К тому же Шах никогда не умела противостоять в открытую хамству и наглости. От услышанного ей стало противно, мерзко, больно. В душе шевельнулись острые воспоминания, как она почти год упрашивала Жака завести ребенка, но муж был непреклонен. Детей он не хотел, дескать, не время, нет денег и тому подобное. На особо настойчивые просьбы Жак раздражался, кричал и обвинял жену в том, что она безответственная, несознательная, глупая, ленивая и обязательно станет плохой матерью…

– Одна ведьма, другая дура, – высокомерно прокомментировала ситуацию Трисс и, подсев к Ругглу, обвила его шею руками. – Лучше идите обе и поспите.

– Да с удовольствием, – огрызнулась Ханна, демонстративно прикрывая глаза, – я вообще-то этим заняться и собиралась…

Трисс уже не слушала, все ее внимание было сосредоточено на ремне Руггла, который она торопилась поскорее расстегнуть. Управившись, девица без лишних прелюдий задрала свое короткое платье, отодвинула вбок тонкую полоску трусиков и со страстным стоном уселась на освобожденный от одежды член.

Ханна насмешливо хмыкнула, сделав вид, что уснула. Шахерезада отвернулась. Ей было неловко наблюдать чужую близость. Она не привыкла к подобному, происходящее казалось беспринципным, диким. Девушка печально взглянула на сидящую в стороне Дину. Та не двигалась, даже глаза прикрыла. Шах решила ждать.

Ждала долго. Трисс и Руггл никак не унимались, все стонали, тискали друг друга. Когда они наконец устали и вырубились, Шахерезада медленно двинулась к спящей парочке. Затаив дыхание, она склонилась над храпящим Ругглом, осторожно коснулась его ноги. Поморщилась – в нос ударил запах пота и спермы. За голенищем высокого шнурованного ботинка торчал оставленный Майло нож…

Заполучив заветное оружие, Шах бросилась к зверолюдке.

– Дина, я сейчас помогу тебе, только тише, – прошептала, аккуратно надрезая волокна стягивающей шею веревки.

– Спасибо, – еле слышно ответила освобожденная пленница. – Уходим отсюда, быстро.

– Я не пойду, – решительно мотнула головой Шахерезада. – Одна ты убежишь далеко, а я быстро бегать не умею, стану обузой. Ты умеешь выживать в природе, я – нет. Тебе лучше быть на Играх одной, а у меня больше шансов с ними. Я женщина взрослая, насилие, если придется, стерплю, тебя же Майло будет мучить и ломать, пока себя не потеряешь…

– Все равно, это неправильно, мой побег тебе не простят, – нахмурилась Дина, но Шах тихонько толкнула ее ладонью в бок.

– Беги, другого шанса не будет. Я подсуну нож обратно Ругглу, сама притворюсь спящей – никто не узнает…

– А я подтвержу, что видела, как болван отпустил пленницу, – раздался в тишине голос Ханны. Хитрая девица не подняла шум, решив подыграть мятежницам и удачно избавиться от соперницы. Пусть зверолюдка сбежит, тогда она, Ханна, сможет с новыми силами заняться покорением Майло.

Терять время было нельзя. С тяжелым сердцем Дина покинула лагерь. Она задумала отыскать укромное убежище, а потом обязательно вернуться за Шахерезадой. Задача предстояла сложная: сама зверолюдка могла спать на холодной земле даже при минусовой температуре, есть целиком лягушек и мышей. Люди так не могут. Чтобы выжить, людям нужны нормальная еда и тепло. Огонь нужен. Значит, придется искать пещеру или нору, думать, как получше спрятаться и прокормиться вдвоем. А еще Претенденты… и охотники. Шансов немного, но руки опускать нельзя, просто необходимо быть благодарной…

***

Майло был встревожен и зол. Он уже несколько часов рыскал по округе безрезультатно. Алые точки на сканере то разбегались к краям карты, то вновь возвращались, то вспыхивали совсем рядом, а потом исчезали, будто их никогда не существовало. Даже там, где охотники должны были попадать в поле видимости, взгляду они не предстали ни разу. Чертовщина какая-то.

Претендент устал. Он злился на спутников, не упуская случая обругать и унизить их. Особенно раздражал толстый Свен. Немолодому и крайне неспортивному мужчине было слишком тяжело держать темп. Он то и дело останавливался, прося передышку. Когда Майло угрожал бросить толстяка, глаза того переполнялись ужасом и мольбой.