Ласточка на запястье

Забыв, что сделал этот человек.

Глава 30

Снег кружится в чёрном небе. Падает на землю. Так медленно, так спокойно. На город постепенно наступает ночь. Лишь одиноко стоящий у гаражного корпоратива фонарь освещает своим тусклым светом стоящие на мосту застывшие фигуры. Егор грустно улыбается, понимая, что всё это не сон. Что стоящая перед ним девушка реальна. Что она всё-таки пошла за ним несмотря на то, что он сделал. Хотел ли он видеть её здесь? Нет. Надеялся, что она его не заметит, что не догонит, что решит, что обозналась. Он просто хотел её увидеть. Убедиться, что своими действиями не разбил её сердце, не потушил огонь, который ему так полюбился в её глазах. Увидеть перед тем, как покинет этот город.

Она сделала шаг к нему навстречу. Уверенно столкнулась с его холодным взглядом. Затем быстро побежала к нему по скользким доскам моста.

«Нет, пожалуйста, не подходи».

Словно страшный сон, всплывающий в памяти в самый неподходящий момент, перед ним престало воспоминание. Горлышко бутылки, зажатое в его руке. Осколки на полу в бордовой жидкости. Бездыханное тело на полу, к которому он тут же подбежал, проверяя пульс. Вспышка гнева в его сознании. Вспышка, из-за которой он сделал то, чего не хотел.

Он так ненавидел себя за то, что сделал. Так презирал свою внезапную вспышку гнева, из-за которой глаза закрыла пелена и тело, казалось, принялось действовать без его воли, словно марионетка по приказу злобного кукловода. Какое отчаянье, какое сожаление испытывала его душа, смотря на Зою Орлову сейчас. Девушку, которую он смог полюбить. Девушку, которую хотел уберечь, как сокровище от грязи этого мира. Только убирая грязь, так просто запачкаться самому. Так иногда просто собственными руками разбить то, что так отчаянно хотел защитить.

Тогда она впервые испугался самого себя. Егор всегда считал себя холодным и рассудительным человеком. Ставил себя выше эмоции и думал, что подобно Фемиде, является непоколебимым сыном правосудия. Думал, что его разработки отсеют золу от риса. Но в ту ночь, сжимая в руке разбитую бутылку и невидящими глазами смотря на лежавшее у его ног тело, он впервые задумался о том, что мог заблуждаться.

Разве герой и праведный революционер может причинить вред невинному человеку? Если его эмоции взяли над ним вверх, и он позволил себе опуститься до такого действия ради защиты своего плана, то он давно уже перестал быть тем праведным и совестным человеком, каким себя считал. Чем он вообще отличался от собственного друга с его категоричными высказываниями о женщинах? Чем он лучше его, если сам позволил мести ослепить свои глаза и возвести себя на пьедестал судьи?

— Егор! — жалостливо позвала она. — Пожалуйста, скажи, что ты не хотел этого! Прошу, пойдём со мной! Ты сдашься полиции. Я буду приходить к тебе. Неужели ты правда такой? Скажи, тот Егор, что был рядом со мной, это настоящий Егор или твоя хорошая игра?

Егор покачал головой, со скорбью улыбаясь. Глупая, наивная девочка, верящая в спасение через раскаянье. Только что стоит это раскаянье? Он не одну жизнь порушил. Он сломал тысячи невинных цветков, которые ещё могли прорости. Он сломал сердца их родителей, сестёр и братьев, бабушек и дедушек. Разве можно обелить себя, если вся твоя душа чёрная, а в душе ничего, кроме клокочущей мести? Он жил ненавидя. Он жил в полной уверенности в собственной правильности. Разве такой грех можно отмолить, сидя за решёткой?

Единственное, что было в его жизни светлым, — это любовь. Любовь, что расцвела неожиданно, приводя его разум в замешательство. Ведь он по-настоящему никогда и никого не любил. Ни жену, с которой был знаком с детства, ни даже родителей. Хотя нет. Он любил сестру. Свою бедную младшую сестру, что была так похожа на Зою. Теперь он вдруг в один миг понял, почему ему так нравились Зоины серые глаза. Глаза цвета грозового неба. Такие глаза были у его сестры. Она всей душой любила, когда небо покрывали чёрные тучи, а на весь город гремел гром. Он всегда говорил в такие моменты, что её глаза чем-то схожи с грозовым небом. Она смеялась. И в этот миг за окном небо пронзала яркая вспышка молнии, что словно дерево выпускала свои длинные ветки по небу.

— Глупая, маленькая, девочка. — в его глазах действительно промелькнула нежность или это ей показалось? — Неужели ты можешь простить меня за то, что я сделал? Простить, даже после того, как я хотел убить тебя?

— Если бы ты хотел убить меня, то не стал бы отвозить в больницу. — ответила она.

От его сознания не ускользнула неуверенность, что звучала в её голосе. Он сам подошёл к ней ближе. Подошёл, хотя ещё какую-то долю секунды назад мечтал, чтобы она ушла. Боялся, что снова причинит ей боль. Боялся, что снова не сможет удержать плохо поддающийся контролю гнев. На себя, на неё, на то, что она права.