Ласточки и амазонки

Потом Титти вспомнила, что Робинзон Крузо на своем острове вел дневник и что она именно для этой цели привезла тетрадь. Усевшись на солнышке перед входом в палатку, Титти крупными буквами вывела наверху заглавной страницы: «ДНЕВНИК». Как жалко, что она не вела счет дням, оставляя зарубки на палочке, но поскольку ей предстояло записать в дневник события всего одного дня, то это не имело никакого значения. Дальше Титти сделала такую запись:

«Двадцать пять лет назад в этот самый день я потерпел кораблекрушение и был выброшен на этот безлюдный клочок суши. Ветер юго-западный. Море неспокойно. На рассвете был туман. Встретил вежливую птицу. Я видел, как она летает под водой. На берегу обнаружил туземное каноэ. Туземец оказался дружелюбным. Ее, то есть его, звали Пятница. В его стране водятся кенгуру. И еще медведи. Для меня, живущего в одиночестве, было радостно услышать голос человека, пусть даже дикаря. Пятница приготовил нам обед – пеммикановые лепешки с чаем. Он отбыл в своем каноэ на материк, где обитают туземцы. Он…»

Тут матрос Титти запнулась, не в силах придумать, что написать дальше. После того как она осталась на острове одна, ничего больше не случилось. И до тех пор, пока не произойдет что-нибудь новенькое, сказать о пребывании на необитаемом Острове будет нечего. Титти начала проглядывать книгу «Робинзон Крузо», не читать по-настоящему, поскольку до этого она прочла этот роман столько раз, что знала его почти наизусть, а просто перелистывать страницы. Сначала она набрела на то место, где рассказывалось, как Робинзон спал на дереве, опасаясь диких зверей.

«Я подошел к дереву и вскарабкался на него, стараясь разместиться так, чтобы не упасть, когда засну. Срезав в качестве оружия короткую толстую палку наподобие дубинки, я забрался в свое убежище на дереве и, будучи чрезвычайно усталым, быстро погрузился в сон. Я спал так крепко, как немногие, полагаю, смогли бы спать на моем месте. Проснувшись, я почувствовал себя гораздо более отдохнувшим, чем, как мне казалось, должен был бы быть после сна в столь необычном положении».

Титти начала размышлять, часто ли Робинзон Крузо спал на деревьях и есть ли на острове такое дерево, на котором можно было бы спать. Но ведь все равно никаких диких зверей на острове не водилось.

Потом Титти прочла главу о следах на песке и вспомнила целую кучу вещей, которую ей следовало сказать Пятнице.

Листая книгу взад-вперед, Титти набрела на эпизод, который напомнил ей о капитане Флинте.

«Все то время, пока я был занят работой, – писал Робинзон Крузо, – я развлекался тем, что говорил со своим попугаем и учил его говорить. Я быстро научил его узнавать его собственное имя, и наконец он произнес его вслух: «Полли»… это было первое слово, которое я услышал на этом острове и которое было произнесено кем-либо помимо меня самого…»

Конечно, если бы у Титти был попугай, то жизнь на необитаемом острове была бы просто идеальной. Девочка подумала о зеленом попугае, сидевшем на перилах баржи. Потом ей вспомнились сойки, которые перекликались в лесу в тот день, когда Ласточки ходили в гости к угольщикам. Мысль о сойках, равно как и о зеленом попугае, снова напомнила Титти о капитане Флинте, потому что в тот день старик Билли просил сказать кое-что Амазонкам, что-бы те передали это послание хозяину баржи. Титти вновь повторила про себя слова угольщика: старик думал, будто кто-то собирается забраться на баржу, и нужно, чтобы капитан Флинт навесил на свое жилище прочный замок. Потом Титти припомнила, что Джон пытался передать капитану Флинту это послание, но тот был слишком зол, чтобы выслушать его, и к тому же назвал Джона вруном. А теперь мама хочет передать послание капитану Флинту через маму Амазонок. А ведь Джон отправился к реке Амазонке, и вовсе не затем, чтобы повидаться с Амазонками, а для того, чтобы увести их корабль, так что до завтрашнего дня Ласточки ничего не смогут передать Амазонкам.

– Черт бы побрал капитана Флинта, – вслух произнесла Титти, отложила книгу и поднялась на наблюдательный пункт с подзорной трубой в руках – она хотела оглядеть окрестности.