Ласточкино гнездо

Пыль летела из-под колес. Он попытался представить себе людей, которые живут в Мертвой долине, среди каменистой пустыни.

Ему подумалось, что человек, который выбрал себе такое место под дачу – возможно, им являлся покойный архитектор Броверман, – должен был обладать оригинальным характером и не бояться бросать вызов судьбе.

Однако действительность преподнесла Опалину сюрприз.

Дача Броверманов оказалась прелестным домиком, который был окружен довольно большим садом – и тем резче выступал контраст между ним и окружающим пейзажем.

Толкнув калитку, Опалин словно провалился в сказку.

Резной теремок, игрушечка, просто заглядение. Стены сплошь увиты глициниями, которые уже отцвели, но когда сиреневые кисти распускаются во всей красе, теремок, конечно, смотрится особенно очаровательно.

Однако уже через несколько мгновений Иван своим острым взглядом отметил, что ставни на окнах немного перекосились, а ступени крыльца просели.

На веранде в плетеном кресле сидел сурового вида человек с седыми усами и коротко стриженными темными волосами и перебирал струны гитары. Нижняя часть его тела была прикрыта пледом, и по тому, как располагались складки, Опалин сразу же догадался, что у незнакомца нет ног.

Возле кресла лежала старая лохматая собака, она вяло приподняла голову, когда Опалин вошел, но тотчас же положила ее на лапы.

– Это дача Броверманов? – бухнул Иван.

– Да, товарищ беспризорник, – ответил человек с гитарой.

– С чего вы взяли, что я беспризорник? – спросил Опалин, дернув щекой.

– По глазам. У вас типичный взгляд беспризорника.

Увы, начало беседы нельзя было признать удачным. Кроме того, Иван поймал себя на том, что растерялся, а он ненавидел теряться. Если бы его собеседником был здоровый человек, он бы не преминул поставить его на место; но ругаться с калекой он считал ниже своего достоинства.

– Вы брат Максима Ильича Бровермана? – мрачно спросил Опалин, засунув руки в карманы. – Вам поклон от Варвары Дмитриевны Лукомской, из Ялты.

Человек в кресле на мгновение оставил струны гитары и недоверчиво сощурился:

– Так старая дама еще жива?

– Представьте себе.

– Ваня, с кем ты там разговариваешь? – прозвенел высокий женский голос, и из дома вышла женщина с тазом в руках.

Она была почти совершенно седая, но с невероятными голубыми глазами, и Опалин, увидев ее, подумал, что в молодости она, наверное, была поразительной красавицей.

– Да вот, с одним товарищем, – проворчал тезка Опалина, – простите, но, кажется, вы не представились…

– Иван Григорьевич Опалин. Я из московского угрозыска.

– Ого! – уронил человек в кресле, и Иван понял, что его собеседник по-настоящему заинтригован. – Что ж, будем знакомы. Я Иван Ильич Броверман, это моя сестра Вера Ильинична… э…

Стукнула калитка, в сад вошел Кеша.

Из-за особенностей дороги ему пришлось остановить машину примерно в сотне метров от дачи, причем для того, чтобы довести автомобиль хотя бы до этого места, ему потребовалось все его мастерство.

– Добрый день, – сказал он, изобразив что-то вроде поклона, и повернулся к Опалину. – С трудом удалось развернуться… хорошо, хоть дерево нашел, под него поставил машину, пусть остынет. Веришь ли, руль просто раскалился.

Вера поглядела на Кешу и с грохотом выронила таз, из которого при падении выплеснулась вода.

– Я Кеша Максимов, – объявил шофер и снова поклонился.

– Боже, какая я неловкая, – сказала Вера с досадой.

Опалин подошел к ней и поднял таз.

– Ничего страшного, это же просто вода, – заметил он, вынудив себя улыбнуться.

На самом деле ему хотелось увидеть вблизи выражение лица хозяйки дома.

Ему показалось, что Вера не просто так выронила таз. А что, если она испугалась его спутника? Что, если Кеша вовсе не случайно ехал по шоссе и предложил подбросить его, чтобы узнать, что он, Опалин, собирается предпринять?

Ведь не зря же сказал Парамонов, что Броверманы знают, кто убил их брата, но предпочитают молчать. В такой ситуации люди обычно держат язык за зубами потому, что они напуганы. А вдруг Кеша…

«И я, как нарочно, разболтал ему, что я из угрозыска… – мелькнуло в голове у Опалина. – Черт побери!»

– Все в порядке? – спросил у сестры Иван Ильич.

Уж он-то точно не опасался Кеши и вообще не обратил особого внимания на его появление.

– Да, да, – отозвалась сестра и повернулась к Кеше. – Вообразите, когда вы вошли, я почему-то вспомнила почтальона. – Говоря, она быстро поправила волосы, переставив несколько шпилек. – Помнишь, Ваня? Почтальон… как же его звали… который летом четырнадцатого года принес известие о том, что Россия вступила в войну.

– Да не помню я, – с досадой отозвался брат, убирая гитару. – И при чем тут война? Все же знают, что большевики ратуют исключительно за мир. – В его последней фразе зазвенела жалящая ирония.

– Странно, что иногда появление почтальона может разделить жизнь на до и после, – со вздохом промолвила Вера Ильинична. – Мы тут живем, так сказать, на отшибе, гости бывают у нас редко… Я очень, очень рада. Проходите, пожалуйста, я… Я сейчас накрою на стол.

Опалин ощутил что-то вроде разочарования.