Латинская Америка. От конкистадоров до независимости

Несмотря на усилившееся внимание испанских властей ко всяким опасным для режима проявлениям общественной жизни, в кругах перуанской интеллигенции росло чувство осознания своей родины — «перуанизм», живой интерес к истории и природе своей страны, к широким возможностям ее будущего развития, которые сулили богатейшие природные богатства. Идеи европейского Просвещения жили в среде прогрессивно мыслящей части перуанского общества. Наиболее явственно эти настроения проявились в деятельности литературного и научного общества «Сосьедад амантес дель пайс», существовавшего в Лиме в первой половине 1790-х годов. Общество имело свое периодическое издание — «Меркурио перуано де историа, литература и нотисиас публикас» (1791–1795 гг.). По материалам, публиковавшимся в «Меркурио перуано…», можно заключить, что «Сосьедад амантес дель’пайс» занималось как историей страны, так и насущными проблемами хозяйственного и политического развития.

Несомненно, деятельность «Сосьедад амантес дель пайс» и его печатного органа оставила заметный след в развитии национальной перуанской культуры, оказала влияние на формирование национальной самобытности перуанцев, хотя и само общество и его газета находились под неослабным наблюдением колониальных властей. Сам вице-король Перу Хиль-и-Табоада лично просматривал и разрешал к выходу в свет каждый номер «Меркурио перуано…»^{141}.

Более оживленно, чем в Перу, развивалась общественная и научная мысль в вице-королевстве Новая Гранада. Напомним, что главный атлантический порт Новой Гранады — Картахена — один из двух главных портов испанских владений в Америке. Сюда из Испании прибывало до сотни галеонов, здесь было место их первой длительной стоянки (около месяца). С кораблей высаживали прибывших колонистов, должностных лиц, разгружали товары из метрополии, брали на борт золото (в XVIII в. Новая Гранада отправила в Испанию более 16 млн. унций этого драгоценного металла^{142}), алмазы, изумруды и другие драгоценные камни, а также кофе, сахар, индиго, кожи. Естественно, что в суете оживленного порта из рук в руки передавалось немало «крамольной» литературы, быстрее узнавались новости европейской культурной жизни.

Складывавшаяся с середины XVIII в. национальная культура Колумбии в процессе своего формирования впитала в себя наиболее передовые идеи европейской мысли. В Новой Гранаде становятся известны имена Локка, Бэкона, Декарта, Ньютона и других выдающихся мыслителей. Ознакомление прогрессивных кругов колониальной Колумбии с их идеями происходило, правда, чрезвычайно медленно и трудно. Когда в июле 1774 г. выдающийся ученый Хосе Селестино Мутис произнес в «старшем» колледже св. Росарио речь о значении систем Коперника и Галилея, он был немедленно обвинен в ереси трибуналом инквизиции в Картахене, хотя запрещенная в 1616 г. книга Коперника в 1758 г. была вычеркнута из папского «Индекса» запрещенных книг. Тем не менее один из членов картахенского трибунала — францисканец Хосе де Эскаланте не решился высказаться по существу вопроса, а другой — августинец Доминго де Саласар — высказал мнение, что «теория Коперника может трактоваться только как гипотеза, коль скоро в качестве тезиса она противоречит католической доктрине»^{143}. Лишь вмешательство благосклонного к Мутису вице-короля спасло ученого от угрожавшего ему тюремного заключения и суровой кары.

В Новой Гранаде, где засилье духовенства во всех областях культурной жизни было чрезвычайно сильным, схоластика служила основным теоретическим обоснованием колониального угнетения, для представителей же прогрессивных кругов она олицетворяла испанское владычество. В силу этого борьба против рутинных схоластических воззрений, за материалистическую философию и передовую науку стала важным моментом в идеологической подготовке революционного движения за независимость.