Латинская Америка. От конкистадоров до независимости

Но было бы несправедливо умолчать и о других наиболее выдающихся представителях этого замечательного поколения аргентинцев. Разработанная ими революционная идеология, по словам аргентинского историка-марксиста К. Ломбарди, «находится в русле идейных течений, порожденных буржуазией в XVIII в. и выразившихся в «Энциклопедии» и в трудах английских и французских мыслителей… Эти идеи находились в авангарде мышления эпохи, и именно этими идеями вдохновлялись люди, начавшие в 1810 г. революционную борьбу»^{201}. Наиболее прогрессивная часть молодежи из кругов креольской интеллигенции и торговой буржуазии Буэнос-Айреса, «якобинцы» (Хуан Хосе Кастельи, Хуан Хосе Пасо, Бернардо де Монтеагудо и др.), объединялась вокруг пламенного революционера Мариано Морено. Для самого Морено характерны были революционная страстность, твердые демократические убеждения, последовательные, без всяких колебаний. Социально-философские взгляды Руссо он использовал для разрушения феодальной иерархии и построения демократического общества на основе равенства всех граждан. Вслед за французским мыслителем Мариано Морено утверждал, что суверенны не правительства, а народы, коль скоро «подлинный суверенитет народа заключается всегда и только в его всеобщей воле».

По наблюдению К. Ломбарди, «первые шаги Майской революции напоминали славные времена Великой французской революции. Кастельи вместе с молодыми офицерами войск патриотов выступал против тирании королей, против террора инквизиции, против засилья реакционного духовенства. По мере того как эти войска шли вперед, они распространяли идеологию якобинской группы из Буэнос-Айреса»^{202}.

Молодые руководители Майской революции остались в памяти народа Аргентины как поколение, открывшее новую эпоху исторического развития своей страны, прогресса ее национальной культуры. Этим благородным идеям суждено было жить и развиваться.

Глава 7

КОЛОНИАЛЬНАЯ БРАЗИЛИЯ

22 апреля 1500 г. с кораблей португальской экспедиции Педру Алвариша Кабрала, отклонившихся к западу от своего пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды, увидели неизвестную землю. Кабрал решил, что эта земля — остров, и назвал ее островом Святого Креста, водрузил на берегу деревянный крест в знак присоединения к владениям Португалии и отправился далее. Вскоре обнаружилось, однако, что открытая Кабралом земля лишь часть огромной страны, которую сегодня мы называем Бразилией.

До сих пор ломаются копья по вопросу о том, случайным ли было открытие Кабрала, или он имел особые инструкции искать землю на западе Атлантики. Так или иначе, но ничего похожего на то воодушевление, которое восемью годами ранее возбудили в Испании открытия Колумба, в Португалии в связи с сообщением Кабрала не отмечено. Флорентиец Америго Веспуччи, вместе с португальским мореплавателем Гашпаром Лемушем обследовавший береговую линию открытой земли и оставивший в своих письмах одно из первых ее описаний, говорит: «Можно сказать, что там нет ничего полезного»^{203}. В самом деле, когда Веспуччи писал эти слова, Португалия основала свои первые колонии в Индии, откуда в королевство лился сказочный поток богатств, основывались и расширялись колонии в Африке. Разве могла идти с ними в сравнение Земля Святого Креста (Санта-Крус) с ее либо пустынными, либо населенными первобытными племенами берегами, где не обнаружили тогда ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней? Кроме того, у Португалии просто не было сил для колонизации новых земель — наиболее активная часть населения небольшого королевства была вовлечена в прибыльное дело эксплуатации колоний на Востоке и в Африке; дело дошло до того, что большая часть земель в самой метрополии была заброшена, не обрабатывалась. Отсюда относительная пассивность колонизации Бразилии в первые десятилетия после ее открытия португальцами. И в этом — разительный контраст с колонизаторской деятельностью в Америке испанцев, извлекавших из своих американских владений колоссальные богатства уже на самых первых этапах колонизации.

Тем не менее предприимчивые португальские купцы обнаружили на побережье новых земель нечто заслуживающее внимания — распространенный здесь вид дерева, так называемый «пау-бразил», из которого извлекался очень ценный краситель. Первые поселения португальцев на побережье возникли именно для переработки пау-бразила. От этого же произошло и название страны, закрепившееся за ней уже в XVI в.: первая хроника, повествующая о происходивших здесь событиях и написанная в 1570 г. Педру ди Магальяэшем Гандаву, озаглавлена «История Провинции Святого Креста, которую мы обычно называем Бразилия»^{204}.