Латинская Романия

Описывая реалии, уже с первых дней латинского господства трубадур не чурается грецизмов (апостат, протостратор, севаст и др.). В 1205 г. в уже взятой Фессалонике Раймбаут создает еще одну кансону, где жалуется на разлуку с любимой, обращающую радость и приобретения в горе и утрату[266]. Воздавая дань подвигам крестоносцев, особенно Бонифация Монферратского, Раймбаут считает их выше деяний Александра Македонского, Карла Великого, Роланда, легендарного рыцаря Эмери Нарбонского. Раймбаут все еще надеется на покорение Дамаска, Иерусалима, Сирии. Он пишет о том, что, наконец, получил большие богатства и много земель (обращение к маркизу не осталось втуне!). Но к чему эти богатства? Ведь он был богаче, будучи любим, и чем больше у него владений, тем грустнее ему становится вдали от «Прекрасного шевалье». Разлука усиливает грусть, а долг велит противостоять врагам. Но не только они повинны в тяготах жизни. Раймбаут гневно обрушивается на «пилигримов», бросивших в беде крестоносцев. Видимо, он имеет в виду события 17 апреля 1205 г., когда после проигранной Адрианопольской битвы флот с 7 тыс. крестоносцев отбыл из Константинополя, бросив город на произвол судьбы[267]. А Бонифаций Монферратский, находившийся тогда у стен Навплия, должен был спешить на север, чтобы спасти свои владения.

4 сентября 1207 г. Бонифаций Монферратский погиб. Его бароны создали две группировки. Одни поддерживали права на трон его сына, младенца Димитрия, под опекой императора, другие, в том числе ближайшее окружение и ломбардские рыцари, стремились к большей независимости от Константинополя и называли своим кандидатом нового маркиза Монферрата Гийома IV (1207–1255), старшего Сына Бонифация. Гийом, человек осторожный и скаредный (его современник германский император Фридрих II говаривал, что, для того чтобы вытянуть из него взятые им в долг деньги, надо было применять железный крюк[268]), не спешил на Восток. После того как переговоры с ним баронов оказались безуспешными, был избран иной путь: с сирвентой к маркизу обратился трубадур Элиас Кайрель.

«Вида» Кайреля рассказывает, что он происходил из Сарлата близ Перигора, был мастером — ювелиром и оружейником, а затем стал жонглером. Он плохо пел и музицировал (это свидетельство «виды», впрочем, оспаривается исследователями[269]), зато был превосходным сочинителем кансон и музыки к ним. Долгое время Элиас провел в Романии, откуда вернулся сначала в Италию, а затем — в родной Сарлат, где умер после 1225 г. Как и Раймбаут Вакейрасский, Кайрель был приближенным Бонифация Монферратского, вероятно, еще до Четвертого Крестового похода, хотя и не достиг такого высокого положения, как его рыцарственный собрат по перу[270].

В сирвенте, написанной осенью-зимой 1207/08 г.,[271] говорится:

«Теперь, когда с дуба опадает листва,
Я сложу новый и радостный сонет,
Который пошлю за Момбель
К маркизу, что отказался от имени
Монферратского и взял имя у матери[272]
И который бросил то, что завоевал его отец.
Как мало похож он на сына Роберта Гвискара,
Завоевавшего Антиохию и Монгизарт!
Маркиз, клюнийские монахи
бы вас сделать своим главой,
И вы станете аббатом Сито,
Так как ваша душа настолько низка,
Что вы предпочитаете пару быков и плуг
В Монферрате тому, чтобы стать в ином месте императором».

Заявив, что никогда ранее сын леопарда не вел себя, словно свернувшийся в норе лис, Кайрель упрекает маркиза в предательстве друзей, оставшихся без помощи, в то время как император Генрих не считается с ломбардскими сеньорами и изгоняет их из жилищ, чтобы потом и самому подвергнуться смертельной опасности. А маркиз Гийом мог бы получить все Фессалоникское королевство без усилий, без камнеметных машин и катапульт и мог бы забрать много замков своих врагов. Ныне же знатнейшие сеньоры (Кайрель перечисляет их имена) — фламандцы, французы, бургундцы и ломбардцы — называют маркиза Гийома бастардом, забывшим, что все его предки были храбрецами. И если он не приложит всех сил, чтобы вовремя прибыть в Грецию, то потеряет треть и еще четверть своих владений.