Латинская Романия

В то время, когда писалась эта сирвента, император Генрих I, зять Бонифация, возможно, уже выступил к Фессалонике. Начав марш в декабре 1208 г., 6 января 1209 г. он короновал Димитрия и 1 мая на созванном в Равеннике близ Ламии парламенте добился принесения ему оммажа местными баронами. В марте 1209 г. коронацию признал папа и взял младенца под свою защиту[273]. С заговором ломбардских сеньоров было покончено. Однако уже в 1210 г. во время осады города эпирскими войсками Генрих скончался в Фессалонике, а в 1224 г. все королевство было завоевано Феодором Дукой Комнином, государем Эпира.

Поэзия трубадуров не прошла бесследно ни для греческой, ни для романской литературы франкского Востока, оказав влияние и на греческий эпос, и на рыцарский роман ХІІІ–ХІV вв. Естественно, что на далеком Леванте в творчестве провансальских певцов куртуазной любви большое место занимают политические мотивы и преобладают сирвента и стихотворное послание.

Трубадуры не только открыли своими сочинениями первую страницу в литературе Латинской Романии. Мы встречаем их на всем протяжении XIII в., правда, все в меньшем числе. Одним из них, например, был знатный венецианский патриций и купец Бартоломео Дзордзи (родился между 1230 и 1240 гг.). В молодости, в 1263 г., он был захвачен генуэзцами в плен и прославился тем, что составил в лигурийской тюрьме довольно смелую сирвенту — ответ генуэзскому трубадуру Бенифаччо Кальво, где без обиняков напоминал о победах венецианского оружия лад соперниками и утверждал, что генуэзцы торжествовали лишь тогда, когда действовали в значительном большинстве. После освобождения из плена (видимо, в 1270 г.) Дзордзи вернулся в Венецию, а затем занимал высокие посты кастеллана в Короне и Модоне, где и скончался на рубеже XIII и XIV вв.[274] К сожалению, неизвестно, какие именно из 17 его сохранившихся кансон были написаны в Греции. Возможно, что новые исследования откроют имена и других трубадуров Латинской Романии.

Характерным памятником литературы конца ХІІІ–ХІV в., порожденным той же средой, является Морейская хроника. Сохранились ее северофранцузская[275], греческая (в двух редакциях)[276], итальянская[277] и арагонская[278] версии. Большинство исследователей полагает, что греческая версия, охватывающая 1095–1292 гг., производна от более ранней французской или провансальской (1099–1305 гг)[279]; иные склоняются к предположению, что первый, несохранившийся, вариант был создан на итальянском языке для Бартоломео Гизи, коннетабля Морей и кастеллана Фив, между 1327 и 1331 гг.[280]; третьи отдают пальму первенства греческой версии[281] или считают ее независимой[282]. На основании суммы новейших исследований гипотетически историю создания хроники можно представить так. Между 1292 и 1320 гг. в канцелярии одного из франкских сеньоров была составлена первая, несохранившаяся версия хроники (Д. Якоби полагает, что она была французской, на базе «книги регистров»; М. Джеффриз отстаивает положение, что оригиналом был греческий текст). На основе этого прототипа в первой половине 20-х годов XIV в. возникла прозаическая французская версия, а между 1341 и 1346 гг. — переработанный стихотворный греческий текст (Джеффриз полагает, что и французский, и греческий варианты основывались на греческой рукописи и возникли одновременно). Греческий текст испытал значительное влияние устной эпической традиции не позже начала XIV в.[283] Арагонская версия с ее более сухим и деловитым изложением, компиляциями из сочинений византийских историков и дополнениями была составлена значительно позднее по заказу магистра иоаннитов Родоса Хуана Фернандеса де Эредиа. Работа над ней была завершена к 1393 г., возможно, в Авиньоне. Она содержит эксцерпты из византийских историков[284] и доходит до 1377 г. Наконец, уже в XVI в. был сделан пересказ эпизодов из греческой хроники (возможно, переработанной на рубеже XV и XVI вв.) на итальянском языке. Как бы то ни было, между двумя основными — прозаической французской и стихотворной греческой версиями существует очень тесная связь. Морейскую хронику можно определить как эпико-историческое произведение, опирающееся как на шансон де жест, так и на традиции греческого эпоса. Именно в этом жанре действительность, легенда и поэтическое воображение легко и почти неразрывно соединялись друг с другом. Но, несмотря на легендарно-эпический характер повествования, особенно при изложении событий до 40-х годов XIII в., хроника не уходит от достоверной основы, героизируя ее, давая ей довольно оригинальную и подчас вольную интерпретацию, проецируя в прошлое многие элементы современной составителям действительности.