Латинские королевства

Далее случились еще три общепризнанных Собора, но там уже последствия были более локальными. На идеологическом содержании останавливаться не будем — оно достаточно тонко. Разница между ортодоксами и монофизитами — в одной букве (в греческом языке), арианство скорее вообще было не совсем христианством, несторианство и монофизитство — радикально противоположными (вроде как левый и правый) уклонами, а ортодоксы-халкидониты схоластически выглядели «умеренным центром».

Причем, порой думается, что без Вселенских Соборов — не возникли бы и расколы. Не смогли бы сформулировать общую идею разграничения версий, в каждом случае. И возможно, остались бы единой Церковью с поместными субъектами федерации…

Глава III. Снова Алеппо

Нам вернуться в Халеб видно не суждено,

Много нас полегло в этом долгом походе.

И счета не оплачены полностью, но

Мы уходим, уходим, уходим, уходим…

После смерти Иль-Гази и начала войны за трон Мардина между его сыновьями, в Алеппо оставался еще один претендент на наследство, племянник покойного эмира Балак. В оставшемся бесхозным эмирате он имел личный удел, считался восходящей звездой ислама, вождем мардинцев и кумиром мардинок, а оттого наилучшим кандидатом в наследники Иль-Гази. Появись Балак в эмирате, и вопрос о троне становился делом решенным. Именно по этой причине, наместник Алеппо после смерти сюзерена мгновенно стал опасен всем заинтересованным правителям.

Сыновья Иль-Гази прекрасно понимали, что кузену уступают оба. Восточный сосед, наместник Мосула аль-Бурсуки, строил на управляемых землях личный, хоть пока и вассальный султану, эмират, в который предполагал включить Алеппо, а со временем и Мардин. Отчего предпочитал видеть правителем последнего слабого соперника.

Франки придерживались того же мнения, так что отправиться с дружиной в Мардин из окруженного латинянами и Мосулом Алеппо, у Балака не получилось. Прорыв выглядел слишком рискованно, да и город оставлять просто так было жалко — актив все же.

При этом ближайшее будущее Алеппо сомнений ни у кого не вызывало — переход под власть Мосула или Антиохии. Сил на суверенитет блокированный город не имел.

Горожане теряли из-за «кольца врагов» деньги и их выбор, с учетом недавней измены и избиения христиан, был очевиден — они предпочитали уйти под руку аль-Бурсуки. А вот относительно своей судьбы, Балаку срочно требовалось сделать выбор.

Сам наместник хотел в Мардин и там на трон, продолжать политику Иль-Гази. Вариант вассальной независимости для него отпал сразу — ни аль-Бурсуки, ни регент Антиохии Балдуин II, идей автономии не разделяли.

Переход под власть Мосула выезд в Мардин закрывал окончательно. В лучшем случае, Балак оставался в Алеппо наместником, на срок, определяемый эмиром и не факт, что долгий. Да и идея дальнейшей службы равному по статусу сопернику не привлекала. В худшем случае, свежеобретенного вассала могли и быстро ликвидировать, дело житейское.

Время уходило, в городе росли промосульские настроения, что, по недавнему опыту, легко могло кончиться открытием ворот перед подошедшим аль-Бурсуки. Удержать город за собой Балак не рассчитывал, поскольку союзников не имел, а подкреплений ждать было неоткуда. Но получив, после потери Алеппо, трон Мардина, он сам стал бы заинтересован в ослаблении соседей. И если наместничество перейдя к Мосулу усиливало аль-Бурсуки, вновь становясь караванным узлом и торговым центром, то при возвращении крепости латинянам следовало ожидать их мести жителям за прошлую измену и разорения города, что Мардину выходило на руку.

* * *

Потому в начале 1123 года Балак вступил в переговоры с королем Иерусалима. Пока шли переговоры, в городе внезапно, и очень вовремя для выигрыша времени, разоблачили заговор низаритов, «замысливших предать город франкам».

В Алеппо между суннитами, умеренными шиитами и исмаилитами низаритского толка напряженность существовала давно, и последние имели сильные позиции. Правивший до латинян эмир Ридван разрешил им иметь в городе легальный пропагандистский центр, князья Антиохийские вообще ко всем мусульманам относились одинаково. Но после возврата власти ислама низаритов стали обвинять в пособничестве латинянам, так что разоблачения 1123 года легли на подготовленную почву.

Насколько слухи, а тем более прямое обвинение в измене, были правдой — неизвестно. Франки стремились вернуть город, и вполне могли попробовать использовать рознь между мусульманами, к этому времени в нюансах они ориентировались. Низариты не отличались лояльностью тюркам, так что вероятность заговора имелась, а доказательств, если они вообще были, история не сохранила. Но реакция горожан последовала ожидаемая — сунниты и шииты, забыв разногласия, начали громить низаритскую ячейку, благо ее легальность тому способствовала.