Латка

— Кхм! Кхм! — откашлялся учитель. — Верно, помирать полетела…

Дядя Петя промолчал, а Латка на этот раз даже не полезла в воду. Зарядили ружья. Пошли дальше.

Но сколько ни вылетало из камышей уток, сколько ни бабахали учитель и дядя Петя, птицы улетали целёхоньки. И каждый раз охотники находили причину, почему дичь не падает. А Таня шла за ними и улыбалась: радовалась, что утки спасались от выстрелов живы и здоровы.

Наконец охотники устали и присели отдохнуть.

Добытчик

Таня отошла от них в сторону, выбрала местечко, где камыши отошли от берега, и стала купаться. А Латка плавала с ней, плавала и заплыла в камыши.

Только вылезла Таня из воды, оделась — плывёт из камышей Латка и держит в зубах… утку. Вылезла и подаёт Тане в руки.

Таня смотрит: утка живёхонька! Сама хоть большая, а крылья ещё не отросли, летать не может. Шлепунцами таких зовут, потому что они как кинутся удирать, так крыльями по воде шлёп-шлёп-шлёп! — а подняться в воздух — никак! Вот Латка в камышах его и поймала.

Таня крикнула дядю Петю. А Латка уже второго шлепунца тащит.

Пока охотники «ох!» да «ах!» — шесть утят перетаскала, целый выводок!

— Ох и пристыдила нас собачонка! — говорит дядя Петя. — Стреляли мы, стреляли — ни одной утки на обед не взяли. А Латка сплавала — полдюжины обедов принесла. Да без выстрелов. Вот это так добытчик!

Таня спрашивает:

— Какие такие «обеды»? Не дам шлепунцов убивать! Мои шлепунцы: мне их Латка принесла. Пускай все у меня и живут!

Охотники видят — делать нечего. Таня права: её утки.

Поклали всех живыми в мешок, потащили домой.

Ох и смеху было над охотниками в деревне! «Ваша дробь, — говорят, — только живит дичь!»

Ну да охотнички и сами над собой посмеялись с другими.

— Сами видим — не годимся в стрелки. Мы и ружья решили продать. Пускай Латка одна за нас на охоту ходит: у неё это лучше получается.

А Таня так всех шестерых утят и выкормила.

Осенью, когда дикие утки собрались в отлёт, им подрезали отросшие крылья — и они остались зимовать в курятнике. Таня их вволю кормила, и они очень привязались к доброй девочке. Услышат её голос издали и — квяк! квяк! квяк! — ковыляют к ней навстречу все шестеро, одна за другой — гуськом.

В лесу

Школьники готовились к празднику — Седьмое ноября, украшали зелёными ветвями свои классы. И задержались в школе до поздних сумерек.

Кто близко живёт — тем ничего. А Тане с соседскими Колей и Толей, второклассниками, три километра домой идти — да лесом, да полями. А в лесу дорога чёрная-чёрная — размыло дождями.

Мальчики говорят:

— Мы лучше не пойдём — подождём, пока лошадь пришлют. Дороги нисколько не видать. Боязно идти.

Ну а Таня — та смелая! Когда с ней Латка — ничего не боится. А Латка от Тани никуда, и в школу вместе ходят: пока Таня в классе, Латка во дворе играет.

Таня и говорит мальчишкам:

— Эх вы, трусишки! Да ведь моя Латка впереди нас побежит, нам дорогу указывать будет. Уж не собьётся с пути: она дорогу носом видит.

Уговорила мальчишек.

Вошли они в лес — совсем темно, дороги в потёмках не видно. А Латка впереди бежит — Латку ребятам видно: мелькает впереди белая Латкина спина. Белое на чёрном даже в потёмках видно.

Шли так ребята, шли — ночью дорога куда дольше кажется, — шлёпали, шлёпали… И вдруг повалил снег! Первый в году снег, а густой-густой, крупными хлопьями, — всё кругом закрыл.

И Латка вдруг затявкала, затявкала — и умчалась куда-то прочь. Верно, заяц на дорогу вышел — зайца погнала.

Прошли ребята немного вперёд, чувствуют — под ногами у них неутоптанная земля. Ещё маленько прошли — на кусты стали натыкаться, на деревья… Дорога совсем куда-то потерялась.

Пошли ребята назад — как, им казалось, только что шли. Нет дороги. Взяли вправо — нет дороги: чаща. Повернули налево, шли, шли — лес будто реже, верхушки деревьев стали видны, а дороги всё равно нет.

Остановились ребята: поняли, что заблудились…

Мальчишки посопели-посопели — и в рёв!

Тане хуже всех: ведь это она уговорила маленьких Колю и Толю не дожидаться лошади, самим домой идти. Теперь и поедут за ними — не найдут в лесу, раз уж с дороги сбились. И Тане одной отвечать.

Шаги

Таня усадила мальчиков под шатёр большой ели; даже в темноте разобрала, что это ель: здорово колется…

А Коля и Толя в голос ревут, причитают:

— Пропали наши головушки! Мы на холоду замёрзнем, нас волки-медведи съедят!..

— Цыц, вы! — Таня на них. — Никаких тут волков-медведей сто лет нет — всех повывели.

А самой как раз и вспомнилось: вчера только мать рассказывала, что объявился в лесу за озером медведь. Тёлку задрал. Долго ли ему сюда перебежать?.. И ух как страшно самой стало! Хотела ещё Латку крикнуть — голос перехватило: а ну как вместо Латки да медведь услышит!..

Мальчики замолчали, только всхлипывают. Слышно в тишине: мягко так падают холодные пушинки на землю, на ветки. Чуть шебуршит в лесу.

И вдруг послышалось Тане — шум какой-то издали! Ближе, ближе… Будто баба-яга, костяная нога идёт по дороге, клюкой постукивает.

Ближе, ближе… Цок-цук! Цок-цук! Цок!..