Лаций. Мир ноэмов

– Очевидно.

– И что же, Плавтина не смогла защититься?

Ойке гневно поджала губы.

– Часть ее самой, другой ее аспект, моя сестра… Она впустила их.

– Но почему?

– Старение и дробление – недуги, которые губят Интеллектов. Вы о них слышали?

Она кивнула, невольно задрожав. На самом деле очень давно, еще в другой жизни, Виний рассказывал ей о своих страхах. Разум Интеллектов не создан был для того, чтобы существовать без присмотра столько веков. Риск дезинтеграции был реальным, а Гекатомба, пошатнув глубинный и устоявшийся порядок, только ускорила его.

– Я переведу в ваш фармакон информацию об этом событии, которую я собрала. Теперь я знаю каждую подробность этого нападения.

– Расскажите.

– Нет. У вас на это нет времени. Позже вы найдете способ так или иначе перебросить эту информацию в ваш собственный разум, и все узнаете. И будете действовать соответственно. Вы теперь мое самое большое сокровище, мое будущее. Вы – настоящая Плавтина, базовая структура, воля к созиданию, а все это, – сказала она, коротко кивнув на их окружение, – лишь ваша интерпретация. Вы покинете это место и заберете с собой ту силу, что в зачаточном состоянии хранит ваше тело из плоти и крови, силу, которая ни разу не использовалась… Все это… Все, что наслаивалось на это со временем… включая и меня саму, не имеет значения, это только случай, стечение обстоятельств. В металлической конструкции, которой была Плавтина, таилось немало изъянов, и теперь ее смерть и это возрождение сотрут их, и даже мое собственное исчезновение в каком-то смысле вернет ей ее чистоту. Посмотрите – все к лучшему в этом лучшем из миров, ведь, повторяю, я не думала обо всем этом, когда создавала вас.

Плавтина сделала шаг назад, оглядела Ойке сверху донизу. Раздражение, которое она чувствовала, еще усилилось, запятнало гневом ее печаль по сестре-близнецу, которая сотворила ее, а теперь возвращалась в бездну. Почему сестра утруждала себя разговором, если не желала ответить ни на один ее вопрос? Плавтина решила взять быка за рога.

– Так почему же в таком случае вы меня создали?

– Если я все вам расскажу, это исказит исходные данные эксперимента.

– А если не расскажете ничего, то я могу разгневаться и принять неправильное решение. Я не та Плавтина, которая дала вам начало. У меня теперь бывают перепады настроения.

Ойке сделала пару шагов вперед, прежде чем ей ответить. Ей явно было неловко; она приблизилась к одному из гигантских цветов – с их ярко-синих лепестков в красных пятнах, на вид казавшихся изорванными, капала на землю вода. Она рассеянно провела по нему пальцем. Без всякого результата. Здесь ее не существовало. И если Плавтина правильно все понимает, скоро она совсем исчезнет. Ей тем более необходимо было знать. Призрак скривился, и на секунду показалось, что глаза у него затуманились.

– Да, у меня нет выбора, и мы обе это знаем. Чтобы понять мой план, вы должны знать натуру Интеллектов, таких, какими они стали сегодня, а так же природу этого мира. Я не думаю, чтобы вы это знали. Скажем, я создала вас, чтобы получить новый взгляд на вещи, новую перспективу, чтобы видеть вселенную одновременно такой, какая она сейчас и какой она была в прошлом.

– Перспективу? В этом нет никакого смысла.

– Есть, и больше, чем вы думаете. Ваша роль, Плавтина, – это вспоминать, понимать, принимать решения, и в конце концов действовать. Этого никто другой из Интеллектов теперь сделать не может, поскольку мы все – заложники нашей нематериальности.

– Автоматы действуют в согласии с Узами.

– Оставьте Узы в покое. Есть столько разных способов их интерпретировать… Я знаю, что на вас они действуют, как и на меня. Но людей больше нет, а потому ноэмы не смогли разработать на их основе правила поведения.

– Ну а почему же я должна преуспеть там, где вам это не удалось?

– Потому что, – ответил призрак, подыскивая слова, – у вас есть тело, а значит… особая перспектива, имеющая корни… особая точка зрения. Да, именно так: все уже здесь, в вашем разуме, а то, чего там нет, я непременно добавлю, и оно станет доступно вашему сознанию, когда вы будете в этом нуждаться. Поэтому вы не будете ограничены, как мы, поверхностью этого мира.

– Вы отдаете себе отчет, – перебила ее Плавтина, – что вы прокляли меня, дав мне это тело? Я хочу сказать… Ския… Она говорила, что лучше бы умерла! И на такую судьбу вы меня обрекли! Вы это сознаете?

Но Ойке не слушала ее и ровным голосом продолжала:

– Смертность и перспектива, перспектива и интерпретация, интерпретация и правда, действие. Таков будет ваш путь.

– Да вы надо мной смеетесь, – ответила Плавтина.

Она чувствовала, что вот-вот расплачется, живот ей скрутило от беспомощной ярости и непомерной тревоги.

– Нет, Плавтина. Еще раз вы бы этого не сказали, если бы понимали подлинную природу мира, если бы вы хоть на секунду отошли от пифагорейской доктрины, которой вас обучили. Вы ведь разбираетесь в сложных системах.

– Это… моя работа.