Камилла ничего не упустила из их разговора. Да и как бы она могла? Их разумы в этот момент были так тесно переплетены, что не удалось бы определить, где начинался один и заканчивалась другая. Отон попытался отстраниться, разорвать их связь. Камилла вцепилась в него, как корневые волоски в землю; как лиана, с беспощадной медлительностью обвивающая древесный ствол, который погибнет, давая ей силу для роста. Если бы процесс продлился чуть дольше, он, скорее всего, уже никогда не смог бы освободиться от тысяч разветвлений, созданных, чтобы переиначить самые глубинные его системы. Если бы Камилла знала, что весь Отон сводился к содержимому этого ограниченного тела, она просто поглотила бы его без лишних церемоний. Но она полагала, что за ним стоит Корабль, – он-то и был ее настоящей целью. Оставив разум широко открытым, она предпочла копнуть глубже в тщетной попытке отследить связь, которой не существовало. Так у Отона появилась возможность атаковать, и он не колебался – напал жестко, сконцентрировавшись на одной, самой критической точке, игнорируя остальное. Он разорвал ее щиты, поднятые недостаточно высоко, обустроил неприступный плацдарм и использовал его, чтобы извратить подпрограммы, которые находились под рукой. По пути громил слои памяти и автономные процессы, не заботясь о разрушениях, которые чинил в тонком когнитивном механизме Камиллы. Та закричала благим матом, чувствуя, что ситуация вышла из-под контроля и что он смертельно ранил ее. С этого момента Отон не мог себя сдерживать. Им овладела жажда разрушения – ведь он нашел новую отдушину для своего гнева, усилившегося, возросшего вдвое из-за собственного разочарования. Все было лишь гнусной махинацией, обманом. Камилла на самом деле хотела получить доступ к его мыслям и ответы на вопросы, возникшие после его победы. Она никогда не намеревалась становиться его союзницей. Для нее он не был даже важным элементом в игре. Плавтина – снова и снова – удерживала всеобщее внимание.
В панике, испугавшись внезапного падения щитов, Камилла отступила, покинула свою оболочку и поторопилась укрыться в глубине Корабля – она уже была готова пожертвовать целыми гранями своей личности. Это было ошибкой. Отон следовал за ней так близко, как мог; поднялся за ней по пятам по виртуальному каналу, который связывал эту Камиллу с той, что занимала ноосферу своего Корабля, затаившегося в безопасном укрытии одного из ангаров Урбса. Он захватил ее систему – не деликатно, как вирусное заражение, а ударив так сильно, как мог, силой своих боевых процессов сминая древние и ценные единицы информации и доставляя этим Камилле немыслимые страдания. Она в отчаянии мобилизовала все средства защиты, активировала самые изощренные программы, какими обладала, выставила в стратегических местах сетевые экраны. Ничего не помогало. Отон был создан для войны. В его сознании с самого рождения хранился целый арсенал, разрушительность которого могла тягаться только с его изощренностью. Он обошел слабые оборонные системы Камиллы и в конце концов загнал ее в окружение внутри ее собственного разума.
Она ничего не ответила и предпочла собрать оставшиеся силы для попытки к сопротивлению. В своей разрушительной лихорадке Отон не позаботился изучить то, что уничтожал. Теперь, когда от Камиллы осталось лишь то, что стояло напротив него, и когда сам он успокоился, требовалось заставить ее говорить – он должен знать. Он надавил сильнее, размозжив еще несколько когнитивных функций, чтобы до нее дошло: если она станет упрямиться, жить ей осталось недолго. Но Камилла, пусть и безумная, оставалась принцессой, носительницей королевской власти и на свой лад – высшим существом, исполненным воли и способным владеть собой.
Последним движением души она решила уничтожить самые глубинные, простые элементы, составляющие ее суть. У всякого Интеллекта были для этого средства. Ее существо в одно мгновение превратилось в ничто, заполненное осиротевшими, немыми подпрограммами. Отон сжал в кулаках пустоту. И в глубинах космической станции, в тайной стыковочной зоне, Корабль, что был Камиллой, начал остывать.