Латунный город

– Если еще хоть раз я услышу от тебя слово «марид», я утоплю всех детей Дэвов города в озере прямо у тебя на глазах, – пригрозил Гасан ледяным тоном. – Если хочешь знать про моего сына, так его нет. Некому больше тебя покрывать.

Нари в ужасе отпрянула.

– Я начинаю терять терпение, бану Нари. Если моя расправа с одним из самых кровавых убийц в нашей истории претит твоей совести, можем придумать другую историю.

Ей это совсем не понравилось.

– В каком смысле?

– Поговорим о тебе. – Он наклонил голову, изучая ее, как шахматную доску с фигурами. – Я без труда могу разоблачить тебя как шафитку. Есть много способов – и приятных среди них мало, – как это сделать. Уже это настроит большинство твоих соплеменников против тебя, но мы можем пойти еще дальше и подкинуть публике поводов для сплетен.

Он постучал себе по подбородку.

– Твое неуважение к культу предков даже слишком легкая мишень, как и твои медицинские неудачи. Нам нужен скандал… – Он задумался, и на его ястребином лице просквозило расчетливое выражение. – Может, мой вывод о том, что произошло в лазарете, оказался ошибочным. Может, это Дараявахауш застал тебя в объятиях другого. В объятиях юноши, от одного имени которого у Дэвов закипает кровь…

Нари отшатнулась.

– Вы не посмеете.

Они давно перестали ходить вокруг да около, так что она не стала притворяться, будто не понимает, о ком он говорит.

– Вам кажется, горожане сейчас требуют крови Али? Если они будут думать, что он…

– Что он что? – Гасан свысока ей улыбнулся. – В каком мире мужчины и женщины платят одинаковую цену за свою страсть? Винить будут тебя. Да, все сочтут, что ты обладаешь… особыми талантами, чтобы соблазнить такого религиозного юношу.

Нари вскочила на ноги. Гасан перехватил ее.

Печать сверкнула у него на щеке, и ее силы пропали. Он больнее сдавил ей запястье, и она ахнула, непривычная к резкой боли в отсутствие целительных сил.

– Я открыл тебе двери своего дома, – холодно проговорил он, отбросив шутки. – Пригласил тебя в свою семью, а теперь мой город в огне, и я никогда не увижу своего младшего сына. Я не в настроении сюсюкаться с молодой неразумной девчонкой. Ты поможешь мне расхлебать эту кашу, или я сделаю так, что все Дэвы до единого будут считать тебя виновной в смерти Дараявахауша. Ты предстанешь перед ними шлюхой и предательницей собственного племени. – Он отпустил ее. – И тогда я отдам тебя на растерзание толпе, осаждающей мои стены.

Она обхватила свое запястье. Она ничуть не сомневалась в серьезности намерений Гасана. Дара был мертв. Али был далеко. У нее не осталось ни Афшина, который стал бы сражаться за нее, ни принца, который замолвил бы за нее словечко. Нари осталась одна.

Она потупила взгляд, впервые не находя в себе сил смотреть ему прямо в глаза.

– Чего вы хотите?

Ее нарядили в церемониальные одеяния Нахид: небесно-голубое платье, отяжелевшее от золотой вышивки, вуаль из белого шелка. Нари была рада вуали. Может, она скроет красные пятна стыда на ее щеках.

Нари едва взглянула на контракт, подписывая его. Документ привязывал ее к эмиру и вступал в силу в момент достижения ей первой четверти века. В другой жизни она бы жадно изучала подробнейшую опись приданого, которое сделает ее богатейшей женщиной в городе, но сегодня ей не было до этого дела. Под ее подписью стоял неразборчивый росчерк Мунтадира – король буквально силой заставил его поставить подпись, после чего ее будущий муж плюнул и в гневе ушел.

Потом они перешли в огромный зал для аудиенций, тот самый, где она впервые увидела семейство Кахтани. Нари почувствовала размер ожидавшей их толпы раньше, чем вошла. Она слышала тревожное дыхание и учащенное сердцебиение тысяч чистокровных джиннов. Уставившись себе под ноги, она проследовала за королем на платформу из зеленого мрамора, остановившись на ступеньку ниже него. Потом она сглотнула и подняла глаза на море каменных лиц.

Лиц Дэвов. Гасан приказал представителю от каждой знатной семьи, каждой торговой компании и ремесленной гильдии, каждого жреца и ученого – всю элиту племени Дэвов – явиться и выслушать показания Нари. Несмотря на десятки арестов и публичные казни, ее соплеменники не прекращали протесты у дворцовых стен с требованиями возмездия за убийство Дары.

Она пришла сюда, чтобы положить этому конец.

Нари развернула выданный ей свиток. Руки задрожали, и она стала зачитывать обвинения, которые ей было велено зачитать. Нигде она не отступила от написанного текста, ни разу не позволила себе задуматься о словах, которые выносили такой безапелляционный приговор ее любимому мужчине, о словах, порочащих репутацию Афшина, который пожертвовал всем ради своего народа. Ее голос оставался беспристрастным. Нари подозревала, что ее слушатели были достаточно проницательны, чтобы правильно понять происходящее, но ей было все равно. Если Гасану был нужен спектакль, он ее об этом не просил.

И все-таки в ее глазах стояли слезы, когда она дочитала свиток до конца, и голос дрожал от эмоций. Преисполнившись стыда, она бросила свиток на пол и через силу подняла взгляд на толпу.