Латынь по-пацански. Прохладные римские истории

Луций Тарквиний, 535–509 гг. до н. э. – последний царь Рима, тиран, получил в народе прозвище Superbus (это «гордый» по-латыни, а не суперавтобус, если что). Потихоньку усиливал свою власть и ослаблял власть Сената, расширил ристалище, достроил Клоаку и Капитолийский храм.

Во время террора Тарквиний Гордый многих поубивал, в том числе отца некоего Луция Юния Брута (это не тот самый Брут, если что). Сам Брут выжил, притворившись тупым (brutus). И вот как-то раз царь отправил его и своих сыновей к оракулам, и те сказали две вещи:

«Если человеческой речью заговорит собака, то царю будет угрожать опасность». «Будет наследником тот, кто по возвращении первый поцелует мать».

SI HOMO IN MALAM REM ABIIT, NEC IAM SISTI POTEST – «ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК ПОШЁЛ К ЧЁРТУ, ЕГО УЖЕ НИЧТО НЕ ОСТАНОВИТ»

Разумеется, насчет первой части сыновья облегченно выдохнули, а после второй понеслись домой целовать мать. Но тупой Брут (боже, вы ведь понимаете, что «тупой Брут» по-латыни будет Brutus Brutus?) оказался не таким уж тупым – он как раз часто притворялся тупоумным с помощью имитации лая собаки, а также он догадался, что речь о земле-матушке, и поцеловал ее. Так он и стал новым правителем Рима, причем не царем, а консулом. Это интересная история, почему бы нам не послушать, что нам скажет сам Брут на этот счет?

Кто бы мог подумать, я – консул! Как так получилось? Ну, это очень грязная история, должен сказать.

Тарквиний Гордый – тиран, который узурпировал власть, не чтил законы (даже пацанские), ущемлял свободу своего народа, ну и т. д. и т. п. Народ роптал, но терпел – до поры до времени, очевидно. Omnia viam suam abierunt («все пошло, кхм, своим путем»), когда царский сын по имени Секст в последний раз (в качестве сына правителя) выкинул какую-то тупость. Он был третьим сыном своего отца, поэтому абсолютно логично было называть его именно Секст (то есть «шестой») – не спрашивайте, я не знаю, чья именно это логика. Он вообще часто косячил, но в этот раз действительно перегнул.

Помню, устроил этот Секст, значит, как-то раз очередную пирушку в лагере под Ардеей. Слово за слово, начали они с мужиками женщин своих обсуждать. Ну и тут Коллатин (военачальник, тоже, кстати, Луцием Тарквинием звать) так и говорит: мол, у меня, между прочим, самая верная и честная жена. Остальные усомнились, сможет ли Коллатин вывезти за свои слова, так что недолго думая они все собрались и поскакали в Roma за доказательствами. Увиденное всех, мягко говоря, удивило: жена Тарквиния, Лукреция, действительно спокойно сидела domi и плела, в то время как жены остальных военачальников проводили время… более увлекательно.

Больше всех сгорело с этого factum, собственно, у самого Секста, так что задумал он некие недобрые дела, которые в итоге успешно осуществил. Т. к. он часто отлучался оттянуться в Рим прямо во время военных действий, ему не составило труда подгадать момент, когда Лукреция будет дома одна, чем он и воспользовался. Лукреция не поддавалась ни соблазнению, ни просьбам, ни угрозам, и в итоге была, ммм, fututa est силой.