— Я положила брюки для тебя и одну из рубашек, подаренных Долли, на стуле в твоей комнате. Поспеши одеться и выйди к родителям. Ты должен с ними поговорить, пока я приведу себя в порядок.
Я вышел из ванны расстроенный, как мальчишка, достигший половой зрелости, которому не удалось подсмотреть за своей старшей сестрой в голом виде.
Внизу, в гостиной, я снова почувствовал себя взрослым среди взрослых. Как и всякий человек легкомысленного поведения, я чувствовал удовлетворение от того, что мое присутствие здесь красноречиво свидетельствует о моих высоких моральных принципах: родители любовницы оценят мою добропорядочность по достоинству, ведь я не воспользовался представившейся возможностью заняться любовью с Лаурой в их доме. Они не подумают ничего плохого обо мне!
Чем больше я думал над этим, тем больше убеждался, что действительно попал бы в глупое положение, если бы родители Лауры застали нас голыми в ванной или спальне. Я действительно не осмелился бы заниматься здесь с Лаурой любовью. Кроме того, я не чувствовал возбуждения…
— Прошу прощения? — внезапно сказал я, не услышав вопроса Хелен Олсен.
— Что вы думаете о Лауре? — повторила она.
Я не был готов к такого рода испытанию! Я смог только принять недоумевающий вид, который, как я понял, был не в пользу их дочери и не делал чести их родительским чувствам. Более того, я выглядел в их глазах форменным дурачком.
— Конечно, — призналась миссис Олсен, — ей еще многое предстоит постичь. Она интересуется всем. У нее нет предрассудков, и она ничего не боится.
— У нее истинно научный склад ума, — добавил отец. — Она признает ценность только того, что испытает на собственном опыте. Она намеревается испытать все. В этом-то и состоит истинная сущность свободы, правда же? Тот, кто абсолютно свободен, должен познать все.
Эта мысль показалась мне такой самоочевидной, что я мгновенно забыл о том, что ее высказал Эрлинг Олсен. Но он продолжал:
— Нужно быть свободным, чтобы быть способным развиваться дальше. А если вы не желаете развиваться, продвигаться вперед, то вам лучше просто умереть молодым.
— Лаура — одна из тех, кто способен развиваться. Более того, она из той породы женщин, которые максимально используют свои возможности, — рассуждала миссис Олсен.
— Она знает, что должна делать, и не остановится на полпути, не свернет в сторону, — продолжал ее муж. — Я не имею в виду то, что она пойдет до конца, так как никакого конца пути нет. Но она всегда найдет то, что нужно.
Хелен Олсен мягко улыбнулась:
— Мне кажется, что обретение чего-то — не так уж важно. Важен сам по себе поиск. Но это тоже очень трудное дело.
— А вы не боитесь потерять ее? — спросил я.
— Конечно же, нет! — возразил Олсен. — Можно потерять только того, кого не понимаешь, кого не любишь. Кроме того, никто не способен кого-либо в этом мире разделить. Даже измена или разлука — узы, связывающие людей.
— Любить, — добавила Хелен Олсен, — значит, не бояться потерять.
— Я все же думаю, — сказал я, — что способен на любовь.
— Мы все способны любить, — сказал Олсен, — но мы не всегда знаем, как извлечь пользу из этой силы.
— Правда, родителям легко любить своих детей, — объяснила Хелен Олсен виновато улыбаясь. — Родителям достаточно знать, что именно позволено детям для любовника все обстоит гораздо сложнее.
Глядя ей прямо в глаза, я спросил:
— должен ли любовник позволять тому, кого он любит, идти собственной дорогой?
Она рассмеялась в ответ, как будто мы обменялись любезностями, ничего не значащими пустяками. И поддразнила меня:
— Какой мужчина способен безумно любить женщину, если он знает, что женщина забудет его через год?
Окончательно подвела черту нашему разговору Лаура:
— Мои дорогие, идите ко мне, если хотите: обед уже готов.
Фотолаборатории, звукозаписывающие студии и монтажные в Институте тихоокеанских исследований Ланса были оборудованы в стиле их создателя: роскошные, хорошо оснащенные, необычные по интерьеру и лучше приспособленные для работы, чем это кажется на первый взгляд.
Студия, которую использовали мы с Лаурой тем ранним утром, когда никто не мог помешать нам, могла бы вызвать зеленую зависть у режиссера Голливуда. Стены были покрыты пробковым деревом. Серебряные экраны спускались с потолка или возникали из пола. Дуговые лампы и цветные светильники различной силы можно было использовать, выдвинув из ниш, направлять в любую сторону, включать полный свет или использовать фильтры, уменьшить до малейшего лучика, ёсли бы это понадобилось. Большинство аппаратов — мечта любого кинематографиста, присутствовали в изобилии. Даже кондиционированный воздух имел изысканный запах слегка подогретого металла или дорогой кожи.
Погода изменилась: огромные облака пришли с океана, дождь промочил землю и окружающие здания. Тайфуну, предсказанному метеорологами, было присвоено женское имя.