Лаура

– Вам бы поспать, – обратился военврач к Петру. – Завтра Вас перешлют в госпиталь на излечение. Во Львов. А пока Вам нужен покой. А то шов разойдется и начнет снова кровить, – подумав, добавил: – Вещей у Вас прибавилось личных. Капитан Лысенков поручил Вам передать тот самый пистолет, которым Вас пытались отправить на тот свет. На память сняли с убитого Вами офицера. Сейчас лежите, не вставайте, – поторопился сказать он, увидев, что Петр пытается вновь приподняться в постели, – я распоряжусь передать все это вместе с Вашими вещами.

– Спасибо, Василь Иваныч. Я его сохраню, детям покажу, как война кончится, – потом добавил вопросительно: – Меня надолго? Я должен вернуться в батальон. Как же они без меня?

– Ну с месяц, думаю, полечитесь. Крови Вам нужно восполнить и сил набраться. Не беспокойтесь, старший лейтенант Загорудченко принял Ваши обязанности, справятся пока что без Вас.

– Ох, – вздохнул Петр, – долго!

– Быстро только кролики родятся, товарищ капитан, – сказал Беляев и подмигнул. – Так, всё, отдыхаем и ни слова больше. Оставляю на Вас Ниночку. Если будет болеть, поставьте обезболивающее.

Военврач взял ее под руку и повел к другим больным, спрашивая на ходу шепотом о каждом. Все они были в забытьи после тяжелых ранений, их тоже готовили к отправке в эвакуационный госпиталь.

Петр же, ослабленный ранением и разговорами, закрыл глаза и уснул.

На следующий день больных погрузили в эшелон и отправили на излечение во Львов. Капитан Чирков пробыл там до начала марта. Выписавшись, сразу же вернулся в свою часть. В мае закончил войну в Берлине.

***

Я, пятнадцатилетний подросток, летом гостил у родителей отца. По окончании службы они получили просторную четырехкомнатную квартиру на пятом этаже панельной пятиэтажки. Я очень любил бывать у них. Дед рассказывал мне сказки, играл со мной в прятки, водил меня в детский парк с аттракционами, покупал мороженое и по субботам жвачки у цыган…

Рассказывал и про войну: помню его рассказ о встрече в лесу с мальчишкой, который вывел их на расположение немецких частей, про то, как красиво скользили по ночному небу трассирующие пули, о том, что к свисту пуль привыкаешь и перестаешь обращать на них внимание.

Про свое ранение тоже рассказывал и показывал розовый шрам с левой стороны груди, там, где сердце.

Однажды, в самый зной среднеазиатского дня, когда жарко было гулять с друзьями во дворе, я валялся на одной из односпальных кроватей с «Мертвыми душами» Гоголя, заданными к прочтению на летние каникулы. Было душно, и я, мучаясь от жары, ворочался по покрывалу, ища прохладный участок на нем. Но это помогало ненадолго: найденное место мгновенно нагревалось от тела.  В один момент, засунув голую ногу между прохладной стеной и кроватью (моя худая коленка позволяла втиснуться туда), наткнулся на что-то жесткое, кожаное. И это был не каркас кровати, а что-то спрятанное между матрацем и царгой.

Я отложил книгу. Засунув туда руку, вытащил тяжелую кожаную кобуру. Повертел ее в руках и, съедаемый любопытством, отстегнул застежку крышки и открыл ее. Там лежал настоящий пистолет, черный, с темно-коричневой шероховатой накладкой на рукоятке, и отдельно в кармашке магазин с несколькими патронами. У первого патрона, который был полностью виден из магазина, была достаточно крупная круглая головка.

Я вертел пистолет в руках, холодная сталь приятно холодила ладони. На стволе был выгравирован номер и надпись на чешском языке. Я попробовал вставить магазин в пистолет. Оказалось, это сделать совсем нетрудно – защелка громко клацнула. Он стал еще тяжелее.

Я вытянул обе руки с пистолетом, направляя его в окно, и прицелился на телевизионную антенну на крыше соседней пятиэтажки. Потом представил, что по крыше бегут несколько фашистов, и сымитировал выстрелы по ним, воображая отдачу и отрывисто шипя ртом при каждом выстреле. Естественно, всех воображаемых перестрелял.

Через несколько дней погостить сюда приехал мой младший двоюродный брат. После обеда, лежа каждый на своей кровати, разговаривая о чем-то, я открыл ему секрет найденного тайника:

– А ты знаешь, что я нашел?..

Потом мы вдвоем играли с ним, поочередно меняясь ролями советского пленного офицера и фашиста. Фашист вел на расстрел плененного офицера под дулом пистолета и подгонял его: «Schneller, schneller!» Приведя к стенке, которой служил шкаф в комнате, немец издевательски выкрикивал:

– Hande hoch!

Советский офицер, глядя ненавистным взглядом, медленно поднимал руки. Немец прицеливался, но не успевал выстрелить, поскольку резким движением пленный в краткой борьбе выхватывал у него пистолет и в упор расстреливал врага.

В воскресенье за нами приехали родители. Пока они сидели за обеденным столом, мы с братом играли в эту игру и так заигрались, что были обнаружены дядькой как раз во время сцены расстрела советского офицера у стенки. Был небольшой скандал, разговоры и разбирательства. Потом мы уехали по домам: брат со своими родителями, я со своими.

***

Недавно я рассказывал эти истории своему сыну. В конце добавил: