Лаура - королева призраков

В небесах кровавый глас, закат угас.
Черный крест, черный крест спаситель наш…

— Э, э, гитара-то не казенная, — возмутился кто-то из жюри, вероятно, хозяин гитары, заметив, что бас-гитарист намеревается эффектно завершить строчку, разбив инструмент об сцену. Музыканты смешались, песня оборвалась, но солист за словом в карман не лез:

— Засунь себе эту гитару знаешь куда, козел. Я так и думал, что здесь любят одну попсу, а настоящий металл — вот он. Нас ставят выше, чем «Лаос» и «Муаб-Галш», понятно вам, педики. Нас приглашали выступать вместе с «Алисой».

Вы еще услышите о «Железном смерче».

Металлисты решительно освободили сцену, пнув на прощание колонку, тоже, вероятно, чужую. Зал посвистел и затих.

Мощную акустику унесли, и на сцене появился юноша в очках, нервно теребивший галстук. Его коллектив настраивал инструменты.

— Перед вами сейчас выступит ансамбль «Зеркало», — начал юноша, оставив галстук в покое. — Мы уже давно поняли, что все новое — это хорошо забытое старое. Мы берем мелодии прошлых лет и накладываем на них свои слова. Песни, таким образом, приобретают свежий, современный смысл. На этом концерте вы услышите две наших песни, первая из которых — политическая. Она посвящена августу прошлого года.

Иннокентий Петрович не слушал песню, уловив лишь единственную строчку: «И Ельцин такой боевой, и мудрый Собчак впереди!» Он размышлял о том, что никогда не приучит себя к произведениям новой волны. Не потому, что он старый, а просто воспитание не то. Ну почему любую вещь на свете можно исказить и опошлить. Да, раньше была цензура. Да, исполнителям приходилось затрачивать неимоверные усилия, чтобы спеть, скажем, в «Голубом огоньке». Но такие меры приводили к тому, что зрителям доставалось лучшее. Может, единообразное.

Может, кому-то неинтересное, но хотя бы осмысленное и не оскорбляющее слух.

Сейчас же все решали деньги и связи. Заплатил за участие и ори со сцены, что захочешь, называя это новым нестандартным искусством или андеграундом. Но будь ты хоть соловьем, если у тебя нет денег, то путь наверх накрепко закрыт. На нет, как говорится, и суда нет.

— Вторая наша песня эротическая, она посвящена грядущей сексуальной революции, — объявил представитель группы «Зеркало».

Новое слово, мелькающее теперь повсюду. Да очень знакомый проигрыш оборвали мысли Иннокентия Петровича. Песня лилась и ширилась:

Рано утром я встаю,
И на улицу свою,
Там весь день хожу, гуляю
И к девчонкам пристаю.
По проспекту я пройду,
Группу девочек найду,
А которая понравится,
Ту к себе домой веду.

Группа, состоящая из густого баса, тенора и мягкого девичьего голоса пропела вместе с тенором-солистом последние две строчки и снова предоставила ему продолжать композицию в одиночестве. Первые же слова припева развеяли сомнения Иннокентия Петровича о странной знакомости музыки. Однако смысл старой песни был повернут в совершенно иную сторону:

Казановой я не стал,
Но любить не перестал
Те месте, что душу трогают,
Заповедные места.
Эх! Мои руки неспроста
Сразу лезут в те места
И находят их под юбками,
Заповедные места.

— Ну вот она, — пробурчал Иннокентий Петрович, — наглядная картинка. Секс теперь суют где надо и где не надо. Ничего, кроме секса. Думал ли я три года назад, что подобную песню вообще кто-нибудь осмелится петь.

— Мешаете слушать, Иннокентий Петрович, — недовольно зашептал ему в ухо Максим.

Зам. ректора по культуре смолк и стал слушать окончание второго куплета.

Вот зовут меня к реке На не нашем языке. Если это иностраночка, Сразу ей кричу в ответ.

Здесь солист внезапно перешел на английский:

Casanova is not I.
But my music is sensai.
I love you, my soul tempers.
Inmost places is my cry.
Hey! My hands creeps to back.
I don`t stop my speedy heart.
I shall catch my honey moments,
Inmost places under skirt.

Английский язык Иннокентий Петрович знал (готовился к зарубежным командировкам). У парня было прекрасное произношение. Вот только за последнее слово во второй строчке он не ручался. Впрочем, молодежь изобрела немало неологизмов. Иннокентий Петрович немного порассуждал еще о том, что в прежние времена на сцене звучал бы разве что испанский язык, да и то с песней о Кубе.

Теперь на его долю досталась заключительная половина последнего куплета.

Так хожу который год
И не ведаю хлопот.
Та, кого я вдруг увижу,
Бросит все, за мной пойдет.